В степи опаленной
Шрифт:
Все дно лощины было уставлено длинными, каждый метра по полтора, дощатыми ящиками. Они стояли рядами, на расстоянии метра-полутора один от другого. Каждый одним концом был приподнят на невысоких подпорках. Похоже, это какие-то нацеленные на наши войска метательные установки, которые противник, отступая, не успел привести в действие.
Любопытно посмотреть. Да и путь наш лежит через лощину.
– Пошли!
– сказал я.
– Вон смотрят же!
– Два военных что-то делали возле этих странных ящиков.
Мы спустились по травянистому склону и остановились
Лавируя между ящиками, перешагивая через провода, мы шли к противоположной стороне лощины.
– Стойте! Стойте!
– остановил нас испуганный голос. Кричал какой-то лейтенант, размахивая рукой с зажатым в ней инструментом - кажется, отверткой.
– Вы же провод зацепите - и хана!
– снова крикнул нам лейтенант. Осторожно переступая через провода, он торопливо подошел, почти подбежал, к нам.
– Куда вас несет!
– не успокаивался он.
– Сами подорветесь и нас!.. Это же реактивные установки! Немцы запустить не успели, так вы тут как тут! Лейтенант объяснил: эти снаряды - вроде снарядов наших катюш, только калибром побольше и запускаются прямо из упаковок - ящиков, в которых они находятся на железных рамах. Лейтенант-сапер прислан сюда с двумя солдатами специально, чтобы обезвредить это скопище смертоносных зарядов.
– Извините, пожалуйста!
– сказал я на прощание лейтенанту.
– Желаю вам успеха!
Мы поднялись на взгорок, нам открылась еще одна лощина - такая уж здесь неровная, можно сказать, волнистая местность. Пересечь лощину? А дальше прямо?
Пока размышлял, как же двигаться вернее, заметил на противоположном склоне лощины, наверху, какое-то движение. Быстро прямо по полю, приближаясь к нам, мчалась колонна грузовиков с ребристыми рамами вместо кузовов. Катюши! Так вот они какие! Сколько разговоров слышал я об этом таинственном и грозном оружии! А видеть, хотя бы мельком, еще не приходилось.
Тем временем колонна катюш - в ней было машин двенадцать - развернулась так, что все машины встали в ряд вдоль лощины, обратившись к ней радиаторами, - получилось так, что все катюши нацелены на нас. Сейчас дадут залп! Куда деваться? Убежать не успеем. Нас оттуда не замечают... Но следует ли бояться? Ведь снаряды полетят высоко...
– Товарищ лейтенант, - дернул меня за рукав мой спутник, - ложитесь! Сейчас пальнут!
Рамы установок медленно поднимались, замерли. Видневшиеся меж машинами люди куда-то укрылись. Я последовал совету солдата, лег - так, на всякий случай, кто его знает, какой возьмут прицел, еще заденет огненным хвостом по голове...
Мы прилегли. И тотчас же все окрест заполнил рев, похожий на тысячекратно усиленный рев морского прибоя в самый яростный шторм. Сзади машин
В редеющем дыму стало видно: к машинам бегут люди, спешно садятся, машины разворачиваются, быстро уходят. Еще минута-другая, ни что уже не напоминало, что катюши здесь дали залп: дым развеялся, машины скрылись.
Через несколько дней, когда мы пойдем вперед, где-то на перекрестке дорог, у въезда в большое село, случится мне увидеть, что остается после залпа катюш: выжженная дочерна земля, вместо травы - лишь пепел, искореженные, в темных подпалинах остовы немецких грузовиков и пушки со сгоревшими дотла шинами колес, валяются кое-где красноватые, прокаленные бушевавшим здесь огнем каски.
Мы перешли лощину, расспросили встретившихся нам солдат и уже уверенно продолжили свой путь. Как сказали нам, до КП полка недалеко: впереди небольшая речушка, перейти ее - там на опушке леса землянки, оставшиеся от немцев, в них и разместился КП.
Вот мы и возле речушки - она течет в невысоких, поросших осокой берегах, неширокая, всего в какой-нибудь десяток шагов, но зато очень бойкая, говорливая, посверкивает под солнцем. Поодаль на берегу за кустами видна брезентовая палатка, перед нею белый флажок с крестом повис в безветрии. Возле палатки под кустами несколько легкораненых, белеют бинты. Через речку перекинут небольшой, но добротный, с прочным брусчатым настилом мостик, уцелевший, как видно, еще с довоенных времен, хотя через него уже дважды прокатила война: с запада на восток и вот теперь обратно. Через мостик довольно большое движение: проходят солдаты, проезжают обозные повозки, и почти каждый проезжающий, проходящий задерживается хотя бы на минутку - попить свежей, прохладней речной водички, умыться, портянки простирнуть, если время позволяет.
Решаем и мы сделать маленький привал: жарко, хочется и попить, и хоть на минутку остудить натруженные ноги.
Располагаемся неподалеку от санитарной палатки, рядом с двумя пожилыми солдатами, вольготно растянувшимися на траве и покуривающими махорку. Возле них катушка провода и зеленый ящичек полевого телефона. Они ждут своего лейтенанта, который отправился что-то выяснять. Связисты - народ самый осведомленный. Поэтому я, для пущей верности, спрашиваю их: на правильном ли мы пути в штаб полка? Удостоверяюсь, что на правильном. Один из солдат вдруг говорит нам:
– А вы знаете, кто вон там постирушкой занят?
Там, куда он показывает, у воды на корточках сидит, спиной к нам, здоровенный солдат, которому старшина явно не смог подобрать подходящего обмундирования, и поэтому оно ему малость тесновато. Он что-то полощет в речке, а рядом, на кустике, висит уже выстиранное.
Смотрим и не понимаем: солдат как солдат. Связист объясняет:
– Это на сегодняшний день самый знаменитый человек в нашей части. Тетя Маша!
– Какая Маша? Это же солдат!