В степи опаленной
Шрифт:
– Как темнело, я это кладбище видел слева, чуть впереди, - говорит мне лейтенант.
– Метров четыреста до него. Оно от деревни на отлете - как рощица в поле. По-моему, там немцы сидели... Но, наверное, сосед выбил их оттуда, раз его правый фланг в кладбище упирается. Я сам хотел туда кого-нибудь послать. Да пока собирался - вы пришли.
Не видно ни зги - такая темень. Под ногами шуршит сухая трава, потом мы входим в густой, цепкий бурьян.
– Мы не собьемся с пути?
– спрашиваю я лейтенанта шепотом, вспомнив, как еще до начала боев я отправился ночью проверять бдительность на переднем крае и незаметно прошел его в сторону
Но лейтенант успокаивает меня:
– Все в порядке! Правильно идем.
Ноги резко идут вниз - какая-то канава, поросшая травой. На ощупь хватаясь за шершавые стебли полыни, выбираемся на противоположную сторону канавы. Вот оно, кладбище! В темноте под черными кустами маячат черные кресты. Укромное сельское кладбище... Есть ли тут кто? Походить, поискать? Или окликнуть? Но осторожнее! Звук ночью разносится далеко, противник услышит, ударит на голос...
Молча и осторожно бредем, тщательно вслушиваясь в каждый звук: если здесь есть кто-то из соседнего полка, нас услышат и окликнут, и надо, не медля ни секунды, отозваться, а то могут выстрелить, приняв за немцев.
– Немецкие?-вдруг шепчет, обернувшись, идущий впереди меня лейтенант. На прогалине меж кладбищенскими кустами - штабель ящиков. Подхожу ближе. Даже в темноте можно разглядеть на ящиках белые цифры и буквы маркировки. Точно, немецкие! Может быть, здесь стояла какая-нибудь батарея - немцы отступили, а боеприпасы бросили.
Идем дальше... И вдруг слышим совсем близко размеренный громкий храп.
– Ну и дают братья славяне!-улыбается лейтенант.
– Такого храпака запускают, что немцам, наверное, слышно!
– Полная потеря бдительности!-смеюсь и я.
– Пошли, разбудим!
Сворачиваем на звук храпа. Он все настойчивее, надрывнее.
Вот мы и у цели. На небольшой полянке меж кладбищенскими деревьями, листва которых кажется непроницаемо плотной, лежат в ряд несколько спящих, укрытых плащ-палатками. От них-то и исходит мощный храп. Я уже собираюсь толкнуть ногой в подошву крайнего, но вдруг замечаю, что на ней еле заметно мерцают стертые добела заклепки. Немецкие сапоги... Кто-нибудь из наших надел трофейные, бывает... Но какая-то тревожная мысль удерживает меня. Плащ-палатки на спящих -пятнистые, немецкие. На всех! И в головах у каждого аккуратно поставлена немецкая каска.
– Немцы!..
Беззвучно пячусь. Оторопело остановился, стягивая с плеча ремень автомата, лейтенант. А его связного и не видно - исчез, словно растворился...
Мы тихо отступаем к канаве, соскальзываем в нее. И тут вдруг оттуда, где мы были только что, падает резкое:
– Вер ист да?
Камераден!-хочу я крикнуть первое попавшееся мне на ум немецкое слово, но успеваю сдержаться. Что делать?
Лейтенант принимает решение раньше меня. Согнувшись, бежит по канаве. Я за ним. Слышу не столько ушами, сколько спиной, сзади, поверху, снова громкий испуганный окрик и следом автоматную очередь.
Пробежав немного по канаве, выбираемся из нее. Позади снова взрыкивает автомат, к нему присоединяются другие. Растревожили мы немцев...
Но вот уже и окоп, свой, откуда отправились к кладбищу. Спрыгиваем в него. И тут неожиданно откуда-то появляется связной лейтенанта.
– Где ты был?
– набрасывается на него лейтенант.
– Да за вами бежал, едва достиг!
– Достиг!-Лейтенант с трудом сдерживается.
– За такие достижения знаешь, что полагается? Бежал, только не за нами,
Оставляю лейтенанта выяснять отношения с его телохранителем и спешу на КП батальона. Звоню оттуда Берестову. Выслушав меня, он говорит:
– Наврал сосед! Значит, не он на кладбище, - и замолкает, видимо, задумавшись. Жду: может быть, сейчас он снова пошлет меня искать фланг соседей? Но как выполнить такой приказ? Немцы на кладбище всполошились, а идти - не миновать - мимо них. Лучше бы не одному, с разведчиками...
– Ладно, - прерывает мои размышления Берестов.
– Иди обратно!
По возвращении меня сразу же находит, словно ждал, Сохин.
– Берестов поручил мне с моими хлопцами уточнить, где на правом фланге соседи, где немцы. Самая неясность всегда на флангах.
– Смеется: - Ты на кладбище нечаянно вроде поиска провел. Покажи, где там что.
Мы уединяемся в одну из наших овражных нор, Сохин включает фонарик, достает карту...
Когда, расспросив меня, он прячет карту и встает, говорю ему:
– Ну, ни пуха ни пера!
– К черту!
Сохин уходит. Пока что я свободен. Время - около полуночи. Наверное, можно поспать, пока других поручений нет. Не пошли Берестов меня в батальон, я все равно ушел бы на передовую: меня мучает то, что уже не первую ночь не беру своей трубы, - то на марше мы, то обстановка неясная, то слишком далеко от нас до переднего края противника. Надо бы сегодня... Но теперь уже поздно. Ладно, завтра, если останемся на этих рубежах и обстановка позволит, возьмем мы с Гастевым рупора...
Меня зовет Берестов. Все в разгоне, надо кому-то на энпэ подежурить.
– Так что давай!-говорит Берестов.
– Если Сохин позвонит, когда соседей найдет, - напомни, чтобы поиск вел двумя группами, как я велел, до рассвета. И комбатам, как светать начнет, позвони, запроси обстановку, а главное - не слышится ли шум танков? Поступило такое предупреждение, что на нашем участке немец танки подтягивает.
– Есть, будет сделано!
Меня даже немножко разбирает гордость тем, что получил такое ответственное задание. Впервые я - дежурный офицер! Ночью, если тихо, командир полка и начальник штаба должны поспать, чтобы к утру иметь свежие головы. На НП командира полка обычно дежурит кто-нибудь из помощников начальника штаба чаще всего Карзов, Сохин или Байгазиев, иногда начсвязи Голенок. На это время дежурный на НП офицер ответствен за все, за весь полк! Ему могут позвонить снизу - из батальона, сверху - из штадива, и на любой вопрос, на любое указание он должен среагировать немедленно и верно - не в каждом же случае надо будить командира полка или начштаба, на то и дежурный, чтобы самостоятельно принимать безотлагательные решения, иначе зачем он? Разбудить начальство может и рядовой телефонист.
И вот я в окопчике НП. Сижу на земляной ступеньке. В двух шагах от меня прикорнул на корточках телефонист. Белеет бинт, которым он подвязал трубку к уху. На дежурстве положено трубку держать рукой, не отрывая от уха, но этот солдат, видно, рационализатор.
Дежурство мое протекает спокойно. Ночная тишина не нарушается ничем. Сохин уже позвонил: он отыскал фланг соседей и уточнил, где примерно проходит в районе кладбища передний край противника. Из батальонов не звонят - значит, там без перемен. Но, как наказывал Берестов, прождав час-другой, обзваниваю батальоны сам. Никаких перемен, обстановка спокойная. Когда звоню в свой бывший второй батальон, трубку берет Бабкин. Спрашиваю: