В стране литературных героев
Шрифт:
Гена (совершенно потрясен): Верно!.. Вот это да!.. Что, Архип Архипыч, может, скажете, что и про меня он тоже в "Гамлете" прочел?
Холмс (он заметно упоен успехом): Ну-с, я полагаю, вряд ли найдется еще хоть один смельчак, который предоставит в мое распоряжение свои тайные мысли!..
Но Шерлок Холмс ошибся. Из публики величественной походкой выступает Козьма Прутков.
Прутков:
Холмс: Вы хотите подвергнуться испытанию?
Прутков: Отнюдь! Я хочу подвергнуть испытанию тебя!
Холмс: Отлично, приступим. Прошу отвечать в быстром темпе и непременно автоматически… Женщина!
Прутков (напыщенно): Цветок!
Холмс: Вот как?.. Волосы!
Прутков: Как шелк! Как смоль! Как ночь! Как лунь! Кудри девы-чародейки, кудри блеск и аромат…
Холмс (слегка озадачен): Гм… Любопытно… Ну, хорошо… Зубы!
Прутков (отчеканивает с удовольствием): Жемчуга!
Холмс: Небо!
Прутков: Лазурь!
Холмс: Трава!
Прутков: Изумруд!
Холмс (тон его мало-помалу теряет уверенность): Море…
Прутков (а ему-хоть бы что): Житейское море! Пучина! Девятый вал! Играют волны, ветер свищет!..
Холмс (совсем растерян): Странный случай… Я ничего не понимаю… Повторим еще раз. Только учтите: вы должны отвечать автоматически, сразу, давать вашу первую реакцию. Вы меня поняли?
Прутков: Не помышляй, что я скудоумнее тебя, чужестранец!
Холмс: Тогда продолжим… Соловей!
Прутков: Роза!
Холмс: Стихи!
Прутков: Проза!
Холмс: Любовь!
Прутков: Кровь!
Холмс: Сладость!
Прутков: Младость!
Холмс: Вода!
Прутков: Живительная влага! Бурный поток! Не плюй в колодец!
Холмс (он просто в отчаянии): Камень!
Прутков (победно): Тверд, как камень! Камень на сердце! Сердце не камень! Не счесть алмазов в каменных пещерах!..
Холмс (в полуобморочном состоянии): Уотсон! Пощупайте мой пульс! Может быть, я брежу?
Прутков (в самозабвении): Каменный гость! Как за каменной стеной! И кто-то камень положил в его протянутую руку…
Уотсон: Успокойтесь, Холмс. Ваш пульс совершенно нормален.
Холмс: Тогда, может быть, вы объясните мне, что здесь произошло? Неужели мой метод потерпел фиаско?
Прутков:
Холмс стонет.
Уотсон: Умоляю, Холмс, держите себя в руках! Разве вы не видите: этот человек безумен! Мне нетрудно определить диагноз: нарушение коррелятивных связей между сознанием и подкоркой. Или, говоря проще, деменция, осложненная маниакально-депрессивным психозом, сопровождаемая аментивным синдромом, и, разумеется, стресс!
Прутков (презрительно, Уотсону): Если у тебя есть фонтан, заткни его: дай отдохнуть и фонтану!
Уотсон: Видите? Я говорил! У него бред! Галлюцинации! Делириум тременс!
А.А.: Поверьте, господин Уотсон, я не хочу бросить тень на вашу врачебную репутацию, но на этот раз вы ошиблись. Этот человек совершенно нормален.
Прутков: Благодарю тебя, соотечественник! Будучи правильно понят и оценен по достоинству, я удаляюсь!..
Он так же величественно уходит.
Уотсон: Не понимаю! Если он нормален, то как же ему удалось так прочно забаррикадировать свое подсознание от проницательного взгляда моего друга Холмса? (Подозрительно.) Я вижу, вы опять хотите опорочить его метод?
А.А.: Ни в коем случае! Напротив! На этот раз мы наблюдали как раз полное торжество этого метода.
Холмс (сумрачно): Благодарю за сочувствие, но я привык стойко встречать неудачи…
А.А.: Да нет же! Вы сейчас проникли в самую сокровенную тайну этого человека! Вы разоблачили самое страшное его преступление!
Холмс: Преступление? Какое?
А.А.: Он преступил законы поэзии,
Холмс: Но как вы определите состав преступления?
А.А.: Очень просто: злостное эпигонство со взломом.
Холмс: Со взломом? Я ему не завидую! И что же он взломал?
А.А.: Разумеется, кассу.
Холмс: Он ограбил банк? Лестрейд, это по вашей части. Пошлите за ним полисменов!
А.А.: Нет-нет, не надо! Это преступление, увы, ненаказуемо. Он взломал не простую кассу, а поэтическую, ту, где хранятся все испытанные, затасканные, вышедшие из хождения литературные штампы. Он стал пользоваться ими без разбора, как своими собственными. А ваш эксперимент потому-то и не дал привычного результата, что нет такого слова, которое вызвало бы у этого человека какую-нибудь свою, личную, жизненную ассоциацию. Будь у него за душой хоть что-то свое, уж вы бы непременно пробились к этому живому ростку. Но все слова порождают в его сознании лишь один – единственный отклик: они воскрешают в нем только штамп. А, как сказал наш великий режиссер Станиславский, штамп – это попытка сказать о том, чего не чувствуешь…