В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых… Книга 1. Испытания. Том 1
Шрифт:
– Что ж, Лариса Валентиновна, рады, что ваш сын не бегает сегодня по улице.
– А что случилось всё же? – спросила, наконец, мама.
– Большая хулиганская драка, целое побоище, тридцать человек задержали, пятеро в больнице с травмами, так что ничего хорошего. В нашем городе такого ещё не было.
Мама сложила руки на груди и сказала:
– То ли ещё будет.
– Что вы хотите сказать? – нахмурился милиционер, тот, что оглядывался на меня с удивлением.
– Ничего, – мама высокомерно пожала широкими плечами. – Перестройку объявили на днях, так что…
Когда они ушли, мама обернулась ко мне, сверкая глазами, и спросила очень строго:
– Таня, где Платон?
Я вздохнула, ну почему она мне не верит, я никогда никого не обманывала.
– Мама, Платон на свидании – сказала я. – И это точно. Намылся, побрился на ночь глядя, надушился, всё новое надел, и полетел, весь сияя, где ещё он может быть?!
Мама, бледная и взволнованная, вздохнула, обнимая себя за локти.
– Точно… если так, то… конечно. Что, с Морозовой?
Я пожала плечами, думая, что вряд ли Платошка так сиял бы, отправляясь к этой здоровенной Морозовой с челюстью, как у жуткого боксёра, все находили её красивой, но мне она казалась самкой слонопотама. Но мама оказалась неожиданно довольна этой мыслью:
– Морозова – это хорошо… Ладно, детка, ложись, второй час…
Я кивнула и отправилась к себе в комнату, закрыла двери. Заглянула в шкаф.
– Живой?
– Да вроде… – прокряхтел Валера и неуклюже вылез наружу, свалив пару вешалок. – Ушли?
– Ушли. Всё это странно, ты не находишь? – сказала я, возвращая вешалки на место.
– Это так странно, что я не знаю, что и подумать. А где Платон, правда?
– Господи, как вы надоели. У девушки он.
– Неужели, правда, у Морозовой?
– Не думаю, что он с такой сияющей улыбкой полетел бы к вашей Морозовой, похожей на заместителя Деда Мороза.
…Я захохотал, чего другого, а юмору ей не занимать, весёлая девчонка, вроде маленькая ещё, как былинка, и ростиком мне и до плеча не достаёт, хотя я тоже не дядя Стёпа, а мне кажется мы ровесники.
– Тише ты! Вот хохочет на весь дом… – она замахала на меня руками. – Ты это… есть-то хочешь, Лётчик?
– Есть? Хо…-ачу…. – стесняясь, сказал я, мне кажется, я всегда хочу есть…
Таня кивнула:
– Сейчас чаю принесу.
Пока её не было, я разглядывал её комнату. Вообще у них необычный красивый дом, то есть квартира, конечно, дом-то как наш, только в нашем доме такая квартира разделена на несколько хозяев, коммунальная. И мебель у них необычная, из старинных, Таня сказала потом, что это от прежнего хозяина, как и книги, потому что из Ленинграда они почти ничего с собой не привезли. Я рассмотрел её рисунки, странные для девчонки её возраста и вида, какие-то жутковатые рожи, но потом я пригляделся и понял, что ничего в них пугающего нет, и надо быть очень жизнерадостным человеком, чтобы такие страшненькие картины рисовать. Такой Таня и была. Удивительно как можно узнать человека за какой-нибудь час.
Таня принесла поднос с чаем, бутербродами с колбасой и сыром, печеньем.
– Извини, горячего ничего нет, греть при маме не буду, заподозрит, что я не одна тут, – сказала она, поставив поднос передо мной. – Могу холодную котлету дать, будешь?
Я только поднял глаза на неё, только собравшись отказаться, как она прочла в моих глазах согласие и, кивнув, снова убежала. И через минуту принесла две котлетины на тарелочке.
– Ты ешь, не смущайся, я пока обогреватель включу посильнее, – она вышла на веранду, прилегающую к её комнате, что делало помещение больше, чем всё наше с мамой жильё. У неё тут и мебели немного, просторно всё, не так, как у нас, всё довольно тесно заставлено в небольшой комнате, разделённой на две перегородкой, когда-то с нами жила бабушка, но она умерла в прошлом году, но места от этого не прибавилось, наоборот, было теперь как-то грустно, по-моему, мама скучала по бабушке.
Я съел котлету очень быстро, Таня подошла, увидела, что я не решаюсь съесть и вторую и сказала:
– Ты дурака не валяй, я что, обратно в сковородку её понесу? Ешь. И расскажи, наконец, что там за побоище у вас?
И я, с удовольствием взял вторую котлету, и рассказал всё, что сам видел. Таня слушала внимательно, покручивая в пальцах конец своей светло-русой косы, волосы у неё вроде моих, светлые да гладкие, только мои прилизанно на голове лежат, будто я шапку только что снял, а её вон, из косы выбиваются на висках, на шее, скользкие и блестят. Дослушав до конца, Таня сказала:
– Это похоже на какой-то странный заговор, тебе не кажется?
– Я подумал о том же. Но кто и против кого у нас тут заговоры может устроить? Кому мы помешали? Никаких бесчинств сроду не творили. «Деревенские» ещё хулиганят по пьяному делу, стёкла, бывает, побьют, или матом на всю улицу орут. Наши вообще все непьющие.
Таня покачала головой.
– Слушай, Валер… А… Платон… Он был бы с вами, если бы не ушёл сегодня?
– Наверное. Даже наверняка… Ему звонили вообще-то, сказал, что придёт, тогда часов семь было. Но не пришёл, а где-то в десять «деревенские» и навалились…
Она посмотрела мне в лицо своими странными глазами, такими большими, тёмными, сейчас они казались чёрными, и смотрит так, словно пронизывает до самой глубины души. В первый раз кто-то так смотрел на меня.
– Получается… получается, его с вами не было случайно… Ты ничего не знаешь? Кто мог бы желать ему зла?
– Да никто, все уважают Платона, даже «деревенские».
– Да?.. Ну и хорошо… Тогда давай ложиться. Я там тебе плед положила, второй на стуле, если замёрзнешь. И подушка, уж извини, диванная, запасных у нас как-то не водится.
Она унесла поднос на кухню, я тем временем улёгся, не раздеваясь, как был в трениках и футболке. Таня пришла, выключила свет тоже легла, скрипнув кроватью. Я подумал вдруг, что в первый раз сплю с девушкой в одной комнате, правда, Таня не девушка, а девчонка, но всё же. Будь нам на десять лет больше, двадцать два и двадцать шесть, это уже было бы невозможно, а теперь, подумаешь, двое детей спят в одной комнате. К тому же я отдельно, всё же на веранде. А веранда славная, просторная, и солнца тут, наверное, много, и красками Таниными пахнет…