В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 2. Обвал

– Как?! Таня, как ты могла?!..

Размышляя в течение этих двух дней, пока не видел Таню, о том, что делать с ней и с проблемой, что образовалась около неё, вместо того, чтобы решать свои, я злился всё больше. Наконец, я дозвонился до неё, в сотый или двухсотый раз я набрал её номер, и вот она, наконец, ответила. Я даже думал пойти в этот триста четырнадцатый номер и разогнать их там с этим её патластым Книжником, но так унижаться не хотелось. Нет, я должен быть хитрее, умнее, сильнее его, чтобы я остался с ней, и чтобы

Наконец, она ответила. Да, я был зол, и я еле-еле держал себя в руках сейчас, но с ней я говорил самым мягким и нежным голосом. Пусть только придёт, только пусть придёт…

Когда она сказала, где она, я едва сдержал возглас изумления и возмущения, куда занесло её с этим гадом, с этим паршивым рокером!

– Приезжай, Танюша, мне нужна твоя помощь, поговорим. Ты… дай мне пару часов, потом можешь возвращаться к своему Ромео. Всего пару часов?

Я должен выпрашивать. Я должен выпрашивать, уговаривать мою жену прерваться ненадолго между их совокуплениями, чтобы уделить мне время. Что твориться в этом мире?! Я, как и обещал, не прикасаюсь, я пять лет ни разу не позволил себе быть неделикатным, впору вериги на себя надеть, а она бросила меня…

Оказывается, напиться можно очень быстро. Я вообще-то пить никогда особенно не любил, Таня вообще не пьёт, я выпивал всегда только, если это было нужно для поддержания компании, да скорее не пил, а делал вид. Поэтому у нас дома алкоголь жил годами никем не тронутый, и если только кто-то приходил к нам в гости, что случалось, наши одногруппники, например, бывали нередко, причём если Щелкун и Карина уже запланировала свадьбу, то Очкарик и Табуретка встречаться начали совсем недавно, как прозрели. Вот они все и выпивали наши запасы. Других людей, кроме моей мамы и Таниных родителей и её брата у нас гостей не было. Платон бывал у нас часто. Он вернулся в Москву несколько лет назад и с тех пор успел стать очень известным журналистом. Но о нём я сейчас не думал, как и об остальных, просто вспомнил, пока наливал себе.

Сейчас я налил себе виски столько, сколько не наливал никогда, но мне надо было растворить каменную плиту, придавившую мою грудь. Я надеялся, что алкоголь облегчит моё сердце, что злость отступит, и я не убью мою жену. Господи, Таня, как ты могла так поступить со мной?!

– Как?! – вскричал я, когда она вошла в гостиную. – Ответь мне, Таня?! Как ты могла меня бросить?!

– Марк… ты что?

Войдя, Таня сбросила куртку, оставшись в джинсах и блузке, лифчика нет на ней, вообще надевает редко, мне нравится подглядывать, как она одевается: стоит перед огромным шкафом, глядя в зеркало прикидывает одно другое платье… так же с бельём. На её теле что угодно смотрится божественно прекрасно…

– Я что?.. а что я? Я всего лишь муж, которого ты бросила на три дня, чтобы удовлетворить внезапную похоть. Я тот, кому ты обещала помочь, между прочим! – заорал я и отбросил дурацкий стакан, орал телевизор, орал я, стакан разбился где-то о стену почти неслышно.

– Да ты что бушуешь-то? Сбегутся…

– Да плевать, кто тут сбежится! Я плачу полторы штуки баксов за ночь в этом сраном отеле, за этот сраный номер, который и половины не стоит, так что могу тут бушевать и вообще делать, что хочу!

– Ты что… пьяный, что ли? – нахмурилась Таня.

Она такая красивая сейчас, всегда такая красивая, а сейчас, от него… с этими распущенными волосами, струящимися по груди и спине, они тонкие и мягкие, но очень густые, их так приятно касаться, наслаждение зарыться в них лицом, она позволяет мне это, как вообще позволяет касаться себя, как смотреть на себя, на свою наготу, как спать рядом с собой, будто в насмешку, как подачку, как…

– Да пьяный! Пьяный я! от любви! И от злости, твою мать… Как ты могла?! Ты обещала мне, что придёшь, ты обещала и не пришла. Ты… За что ты со мной так? Чем я заслужил? Вместо того чтобы помочь мне, как обещала, ты привела в дом какого-то… какого-то проходимца и он… и… Почему я должен это терпеть?! За пять лет я хотя бы раз заставил тебя стыдиться, жалеть, что ты вышла за меня? Хоть раз, хоть в чём-то я отказал тебе? Таня?! – я видел своё отражение в стёклах шкафов: взлохмаченный, бледный, зато в проклятых рыжих веснушках по всему лицу и телу, чёрт возьми, весна… в расстёгнутой рубашке… – Боже… я веду себя как истеричка…

Я, правда, не владел собой, и это было противно, не надо было пить… Я сел, скорее бессильно свалился в кресло.

– Марк… прости меня. Ну правда, я… не подумала, – растерянно пробормотала Таня.

– Ты думала, я из камня? Или скорее из мягкого дерьма, из которого ты можешь вылепить, что хочешь, да?!

– Ну что ты городишь, кто лепит из дерьма? – выдохнула Таня.

– Кто… вероятно, Бог, который сделал нас, – уже без сил проговорил я.

Таня подошла ближе и присела на подлокотник кресла, в котором я сидел.

– Скажи лучше, что там у тебя в порту? – сказала она, сидя рядом, но, ещё не решаясь, коснуться.

Я выдохнул, стараясь привести в порядок течение мыслей и вспомнить, что я думал вчера или уже позавчера до того как начал злиться.

– Всё очень плохо… всё… как я и думал. Течёт ручей героина, причём в обе стороны. Героина, и кокаина оттуда к нам. И если героиновый во многом транзитный, то кокс – весь для внутреннего потребления…

– Они… поняли, что ты знаешь?

– Если бы поняли, уже бы или кончили, или попытались купить. Но я прикинулся мажором-дураком, который на мамочкиных возможностях руки греет. Тань… мне это не нравится. Я хочу помешать этому, слышишь? – я посмотрел на неё. – Я сам торчок, причем я торчал жёстко, но… как известно, бывших наркоманов не бывает, потому я и знаю, как… а эти ручьи превратятся в реки, сколько жизней они утопят? Скольких детей… Я должен… ну хоть как-то, слышишь, Тань… надо что-то придумать. Тут ещё Чечня эта грёбаная, как чёрная дыра, через которую втекает и вытекает всё без всякого контроля. Понимаешь?

– И что ты сделаешь с этим? Спецслужбы подключишь? – спросила Таня.

– Спецслужбы? – я посмотрел на неё.

– Думаешь, им можно верить?

– Верить?.. О вере речь не идёт, когда такие деньги и власть… нет, дело не в вере и не… Слушай, надо подумать… это…

Ну вот, я же говорил. Я упёрся в стену со своими эмоциями, примешавшимися к этому делу, а Таня смотрит всегда совсем под другим углом…

– Спасибо, Танюшка… ты, как всегда, – я улыбнулся, потянув руку к ней. – Слушай… поужинай со мной? А? Я закажу. Ну пожалуйста, что тебе жалко? Побыть с мужем пару часов, неужели я прошу так много?

– Хорошо…

Я погладил её бедро, до колена, джинсы плотно облегают её ноги. Но Таня только похлопала меня по ладони и поднялась, подходя к зеркалу. Я встал и подошёл к ней.

– Останься со мной?

Мы отражались там оба, я сейчас не хочу смотреть на то, как мы прекрасно смотримся вдвоём, я не хочу видеть себя, слабого и нелюбимого, нежеланного, потому что перед моим мысленным взором стоит тот, кто моя противоположность, кто ничем не лучше, но почему-то пустил корни в её душе. Почему? Что в нём? Что в нём лучше?!