В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых. Книга 3, часть 1
Шрифт:
– Ну, тогда хоть на аэродром, хотя бы каким-нибудь техником.
– Это тоже уметь надо, Воронов, «техником», учиться надо было, а не дурня валять.
– В Кремлёвский полк не отправляйте, – негромко добавил я, поднимаясь, чтобы выйти.
– А вот это очень глупо, Роман Романыч, – заметил военком.
– Пожалуйста… – пробормотал я.
– Посмотрим. Иди, – он уже отвернулся.
В результате отправили меня связистом в военную часть под Вышний Волочёк. Пока была, что называется, «учебка» всё шло отлично, и ребята были как ребята, не без глупостей и недоразумений, рассказов о геройствах на «гражданке» и толпах девушек, которые, якобы не могли дождаться их возвращения. Не знаю почему, но я всегда легко отличал правду ото лжи или вымысла, и меня эти рассказы не трогали, веселили иногда своей детской
Но «учебка» через три месяца кончилась, и нас развезли уже в части, наша стояла недалеко от посёлка или городка Любегоши. Население там было, кажется, не больше, чем вся наша часть, и когда нас отпускали в увольнительные, мы мгновенно становились первыми парнями на этой деревне.
И всё бы ничего, служба шла своим чередом, «деды» и сержанты бывало и дурили, как настоящие самодуры, но, думаю, без перебора, так, могли разбудить среди ночи и заставить отжиматься целый взвод, или одеваться, а после раздеваться, и так раз пять за ночь, или брали «на крепость», а это значило, что строили весь взвод и лупили со всей дури в живот кулаком, или ногой, но без сапога, не ужасайтесь, надо было вовремя сгруппироваться, и дело с концом. Если не устоял и упал, ну придумывали какое-нибудь обидное прозвища и обзывались недели две, пока не забудут. Всё как у всех, полагаю. И всё как везде, и время шло даже и не очень медленно, хотя было здесь довольно скучно, впрочем, на мою прежнюю жизнь настолько непохоже, что поначалу это забавляло и развлекало меня, я даже взялся вести что-то вроде дневника, где описывал происходящее. Мои товарищи писали письма домой, а я вёл вот этот самый дневник. И так споро дело у меня пошло, что довольно скоро я исписал одну общую тетрадь и принялся за новую, пришлось купить в канцтоварах, чем вызвал новую волну насмешек.
И всё было мирно и ровно, пока в одной увольнительной я не познакомился с девушкой Олей. Милая девушка, симпатичная, кажется, в прошлом году окончила школу, значит, моя ровесница, как я посчитал, в первый раз мы встретились на танцах, где потанцевали под «Ласковый май» и «Hotel California», я даже влюбился немного, я всегда быстро влюблялся, ещё лет с пяти, правда ненадолго, она хорошенькая, с большими карими глазками, которые так мило блестели в полумраке дискотеки и плохо освещённых улиц, тёмно-красными губками с небольшими тёмным пушком, впрочем, пушок у неё позже обнаружился всюду, темный и довольно густой, наверное, свидетельство горячего темперамента, как я думал позднее, с круглой попкой, упругими грудками, что упирались мне примерно в пупок, когда мы танцевали, волосы у неё пахли какой-то кошмарной туалетной водой, из тех, что продавались у них здесь на рынке, но мне нравилось даже это, казалось, что она среди своих подружек и моих бывших подруг и одноклассниц самая милая, потому что искренняя и настоящая, откуда мне было знать, что я ошибаюсь…
На второе свидание мы пошли в кино, смотрели что-то с Ван Даммом, я впрочем, отвлёкся сразу же и мы стали целоваться, и это тоже было мило, слюняво, с сопением и неловкой вознёй, но мне нравилось и это. А когда на третий или четвёртый раз Оля позвала к себе, сказав, что родители уехали, я расхрабрился и… ну ничего особенного тут не расскажешь, всё как у всех, как говориться…
Я, в общем-то, пользовался и раньше вниманием Волочковских дам, в основном одиноких или «соломенных» вдов, которые кормили и пускали переночевать после того, как я им какой-нибудь воды натаскаю или полью огород, или дров наколю, пришлось научиться, между прочим…
А тут вроде как влюблённость, юная бескорыстная страсть, в общем, я остался с ней на всех правах её парня, и, не подозревая, что не я один, оказывается, у неё возлюбленный…
Очень скоро выяснилось, что наш сержант, из самых отмороженных придурков, между прочим, тоже встречался с ней, причём имел далеко идущие намерения, потому что отец у неё был местный бизнесмен, хозяин
Вся беда была в том, что мне Оля досталась весьма опытной девушкой. Не знаю уж кто, когда обучил её всем этим премудростям секса, но вряд ли это был один человек, потому что действовала она как-то рассудочно и деловито, и это совсем не сочеталось с её юным невинным образом. Как сержант намеревался выяснять, кто там испортил его завидную невесту, я не знаю, думать о том мне было недосуг, мне хватило помятых рёбер и как следует разукрашенной физиономии, за которые я ещё и три наряда получил и чистил картоху как проклятый, начиная её ненавидеть, а сержанта на два дня заперли на гауптвахту. Вечером я случайно увидел, а точнее, услышал, что к части подъехали несколько серьёзных автомобилей, буксуя в высоком снегу…
Надо сказать спасибо нарядам и картохе, из-за которых я так поздно шёл в казарму, потому что в результате я услышал разговор прапорщика с приехавшими, в одном из которых я узнал отца Оли.
– …Хорошо, завтра Воронова в увольнительную и отправим, будет сделано. Новый год, туда-сюда… Несчастный случай в увольнительной, чего проще, – и он гадко захихикал. – Чего только по пьяни солдатня не творит… если что на Федько и спишем, так что получат оба по заслугам…
Получалось, что это только сам сержант, а именно его фамилия была Федько, считал, что он желанный жених, ни девица, ни папаша так не думали, а мне и вовсе отвели роль жертвенного агнца.
Вот и воспользовался я тем, что «Новый год, туда-сюда» и отправился в увольнительную не в город, а сразу на их железнодорожную станцию, откуда уехал первой же электричкой до Весьегонска, не разбираясь…
Глава 5. РОман из Кандалакши
Я отлично понимал, что если бы не Новый год, меня сцапали бы уже на станции, но, благодаря празднику, за двое суток я успел уехать от своей части километров на четыреста. Я ехал куда придётся, сходил, где придётся, снова садился и ехал, предпочитая спать в электричке днём, а ночью ехать и не спать, чтобы не попадаться. Куда я еду и как мне не попасться, я не знал, я только украл ещё в Весьегонске ватник, который забыли или просто оставили ремонтники, пока пошли обедать или пить пиво, и засаленную шапку ещё на какой-то станции. Вещи эти воняли нещадно, это было отвратительно, но я сам за пять дней стал вонять почти так же, поэтому вполне слился.
У меня не было документов, и то, что меня не «принял» ни патруль, ни милиция, я списывал на необыкновенную удачу, и то же посленовогоднее время, когда все немного расслаблены. Но куда хуже дело обстояло с деньгами, ещё немного, и я начну голодать. Собственно говоря, уже начал, потому что я растягивал последние рубли на хлеб, а воду набирал из-под крана, но, сколько я так протяну? И куда еду? Я пока не знал… ведь за то, что я оставил часть, я считаюсь дезертиром, а значит, мне грозит трибунал, дисбат и прочие «прелести», так что перспективы самые что ни есть печальные. Если только пойти сдаться, рассказать всё… но чем это поможет? Только тем, что не отправят в прежнюю часть, и Олечкиному папе я не попадусь на расправу за «поруганную» честь его странной дочки, устроившей такую корриду вокруг себя то ли со скуки, то ли от неуверенности в собственной привлекательности, а может и просто на спор, что было вполне вероятно и всего глупее.
Но Олины мотивы меня давно не волновали, признаться, я и думать о ней забыл, а вот моя будущность представлялась всё более безрадостной. К бандитам податься каким-нибудь, что ли? Только где их взять, это же не на стройку прийти записаться в разнорабочие, но туда документы нужны, я давно бы уж пошёл…
Вот об этом думал я, засыпая на очередной станции, где меня сморил крепкий сон, хотя мои ноги мёрзли, я это чувствовал, как сквозь тощую кирзу проникает мороз, но голова так устала, что я не мог уже владеть ею…