В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых
Шрифт:
– Ну, рожать надо было, а как без паспорта?
– У неё был паспорт… Впрочем, Борис говорил что-то… там пожар в её доме был в Шьотярве… И всё же, Платон, где ребёнок? – он снова посмотрел в паспорт. – Владимир, 31.08. 2000 года рождения?.. Ты его видел?
– Видел.
– Похож на Книжника?
Я пожал плечами:
– Марк, он новорожденный был тогда, как тут понять… светлый мальчик – да. Не в Марата. Это всё, что я могу сказать. Может, твой?
Он закатил глаза со вздохом:
– Господи… если б мой… нет. Я не спал с ней с того октября.
Марк нахмурился.
– А почему ты сказал… почему он должен быть похожим на Бадмаева?
Ох, не мой сегодня день, что не скажу, всё невпопад, в отчаянии подумал я. Но делать нечего, как говорится, пришлось объясняться.
– Ну… – мне так хотелось уклониться, не отвечать, но Марк смотрел какими-то тёмно-серыми глазами, и пришлось срезаться. – Таня была когда-то беременна от него.
Марк смотрел долго, будто вспоминал. Значит, Таня рассказывала ему о Марате. Потом кивнул, отворачиваясь.
– Вот как… вот это, кто такой, значит?.. Всплывают старые скелеты… первая любовь из юности. А я думал, только Книжник был её любовью… – и снова посмотрел на меня. – И что, она его любит до сих пор?
– Кого?
– Кого… Бадмаева, ясно.
– Господи, да нет. И тогда не любила. Нет.
– Ну да… не любила, а дети получаются.
– Уж это я знаю, можешь мне поверить. Не любила и тогда, произошло всё случайно, подстава, а теперь… Он только друг для неё. Такой… верный друг
Марк вздохнул. Вот конечно, «я не ревную, мне всё равно, не важно…», а чуть немного засквозило, ты почувствовал, хмуришься. Каждый, кто любит, ревнует.
– «Друг»… ты что, веришь в дружбу между мужчинами и женщинами?
– Ну что мне верить, в воскресной школе, что ли? – усмехнулся я. – Я просто знаю.
Марк взглянул на меня, будто хотел убедиться, что я не лгу.
– И всё же, где малыш? Где маленький Володя? – спросил он снова.
Мне понравилось, как он назвал его, не просто ребёнок, а малыш, и по имени, хотя, не думаю, что ему было легко его произнести, это имя. В этом было что-то нежное, отеческое даже.
– Я не знаю. Этого даже Марат не знает. Она попросила кого-то спрятать малыша Володю. Боялась, что её возьмут вместе с ребёнком и… Так Марат и сказал. Когда они поняли, что на их след напали вот эти вот, как он выразился, Паласёловские, тогда она и спрятала где-то ребёнка, – сказал я то, что рассказал мне Марат.
– Вообще-то, учитывая, что Вито дор сих пор топчет эту землю, решение очень даже разумное, – задумчиво проговорил Марк, и положил паспорт на стол.
– А с ними что? Ну, с этим Паласёловым? – спросил я. – Они не найдут вас теперь?
Марк ответил, даже не взглянув на меня, и мне показалось, что он снова прислушался.
– Он в морге, – сказал он довольно механично. – Ещё с двумя. А остальные его братки в СИЗО.
– В морге?!
Марк посмотрел мне в глаза:
– Да, Платон, Таня сказала мне убить его, я так и сделал, – он сказал это так просто, словно говорил: «Таня сказала, купи макарон, я и купил».
Признаться, я не поверил, такой нормальный и спокойный вид был у этого красивого и даже какого-то грациозного человека, всё же с Таней они на редкость подходящая пара, как две жемчужины в серьги, форма, цвет, размер…
– Ну крепко достал он её, видимо, – сказал я, нервно усмехаясь, не сомневаясь, что он шутит.
Марк пожал плечами.
– Да… или в его лице она убила всех, кто был вроде него, – сказал Марк, вытягиваясь и глядя при этом на дверь в спальню. – Там… не то что-то…
И в следующее мгновение послышался шум падающих и бьющихся о кафель предметов. Как он мог услышать раньше, чем это произошло, я не знаю, но он бросился туда со скоростью, на какую не способен человек. Я поспешил за ним. Он влетел в ванную, а я, проскакивая спальню, видел разворошённую постель, чёрные босоножки, валяющиеся здесь и остатки его, Марка, гардероба: носок, трусы… но всё это просто мелькнуло, я заметил, потому что именно это ожидал увидеть. А сам Марк в этот момент, обнимал Таню, которая упала в его объятия, с мокрыми волосами и в халате, который, видимо, только и успела надеть, выбравшись из душа.
– Господи, Таня… что?! Что с тобой?! Что?!
Она не была без сознания, обвила его шею рукой, прижимаясь лицом к его шее.
– Я… голова… закружилась, Ма-арик… ты… не бой-ся… сейчас… вода горячая была и… ох…
Она идти не могла, Марк легко поднял её на руки и донёс до постели.
– Врача надо, – проговорил Марк, оглянувшись на меня.
Я тут же вспомнил о Лётчике.
– Сейчас, сейчас, я вызову, – сказал я, доставая телефон.
Лётчик примчался быстро, рядом бродил где-то. Вот идти не хотел, а отойти далеко тоже сил не было.
Марк сам открыл ему дверь.
– О, Вьюгин… Валерий… э… – узнавая Лётчика, сказал он. Выходит, они знакомы?
– Палыч, – подсказал Лётчик, не глядя на Марка. – Валерий Палыч. Как Чкалов. Поэтому с детства меня прозвали Лётчик.
– Серьёзно? – Марк посмотрел на меня, осталось только кивнуть. – Вот это да, как мир тесен… А хотя… вы тут с Платоном, наверное… Я… у нас тут…
Надо сказать, Лётчик преобразился, бледный и строгий, спросил, где вымыть руки.
– Вот сюда. Понимаете, неожиданный приступ слабости… и… и вообще, она так похудела… и бледная… и… а да, роды были три месяца назад. Наверное, кесарево…
Я посмотрел на него удивлённо.
– Ну что? – будто сердито оправдываясь, сказал Марк. – У неё шов на животе…
– А вы не говорили об этом? – продолжил улыбаться я.
– Мы ещё ни о чём не говорили…
– Ну да… я так и понял, – хмыкнул я.
Марк даже не посмотрел на меня, он был обеспокоен, и шутки не проходили.
Лётчик разделся, вымыл руки, слушая бессвязные речи Марка. Потом посмотрел на него, ожидая, что его проводят к пациентке. Марк от растерянности и страха не сразу понял, чего он ждёт, поэтому я сказал: