В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых
Шрифт:
– Ты… из него застрелил Никитского? – она посмотрела на меня, в комнате очень светло, но у неё расширенные большие чёрные зрачки.
Я покачал головой.
– Ты… давно знаешь?
– Почти сразу. Я видела, что с тобой случилось тогда… Я сделала из тебя убийцу.
Я выдохнул:
– Ты сделала из меня мужчину. И не ты виновата, что вокруг тебя роятся не только мотыльки и бабочки, но и шершни, и навозные мухи, и гнус… Я только бьюсь за тебя. Как древний гамадрил. Если бы не было тебя, я вообще никогда не узнал, кто я, никогда не почувствовал бы… вообще ничего.
Одежда
– Поцелуй меня… – прошептал я. – Поцелуй меня… Таня… Таня…
Ночь вытекала обжигающей, спаивающей нас между собой смолой, наверное, ещё никогда прежде мы не занимались любовью так вдохновенно и неутомимо, так ненасытно и так радостно. Таня никогда ещё не была такой. Никогда раньше я не чувствовал, что она хочет меня. Прежде она принимала меня, даже загоралась от моего огня, но это был лунный свет, не солнечный. И я принимал то, что она способна была дать мне тогда, я знал, что я люблю, и моё счастье было в этом, я светил только ей, а она была направлена во вселенную. Теперь всё было иначе: от неё шёл свет и в ней горел огонь.
Если бы у нас была хоть одна такая ночь прежде, Книжник был бы жив…
А теперь я радовался тому, что его больше нет, потому что то, что принадлежало ему, стало моим. Я наконец-то был вознаграждён, и этот год с его смерти, проведённый врозь с нею, был моей платой за то преступление. Впрочем, платить за него я всё равно буду всю мою жизнь, просто не забывая. Смерть Никитского давно стёрлась из моего сердца, как вылетела уже из него сегодняшняя перестрелка…
– Где ты был всё это время? – прошептала Таня, глядя на меня, свет из окон хорошо освещал спальню.
– Я расскажу тебе… всё расскажу и подробно. Мне очень не хватало твоих советов. Все вокруг меня рассуждают совсем не так как ты, это мешало мне. Так мешало… приходилось вариться самом в себе. Но… всё после…
Я потянулся снова к ней, а она тихо и нежно засмеялась.
– Ты член стёр, болеть будет…
– Да хрен с ним… Остановиться предлагаешь? Я не могу. Или… ты не хочешь?
– Какой же ты красивый, Марик… – смеялась она.
– Ну я старался… стоял в очереди за красотой, пока другим выдавали доброту и… что там ещё… какую-нибудь мудрость.
Таня, смеясь, привстала, обняла меня.
– Это тот же номер, да? – прошептала она мне на ухо.
Я посмотрел ей в лицо, я не хотел, чтобы она сейчас вспоминала Книжника, потому что тогда же происходила и их тут встреча…
– Ты не хотела меня тогда. Ненавидела, наверное.
Таня покачала головой.
– Нет, Марк, я никогда не ненавидела тебя. А не хотела… ну… всё меняется в мире. Теперь хочу.
Я притянул её за шею ближе.
– Скажи ещё.
– Хочу тебя.
– Скажи ещё!
– Хочу тебя!
– Ещё! Ещё раз скажи!.. Всё время говори мне это! И хоти меня, слышишь? Ты слышишь?.. Господи, ну пожалуйста!..
Её тело изменилось теперь, линия груди стала иной, и, признаться, мне нравилось так больше, соски стали острее, и, кажется, чувствительнее, и даже слаще, чуть позднее я понял, что это вкус молока… на животе появился тонкий темно-красный шрам. Но вся она стала тоньше, белая кожа светилась, но я видел проступающие рёбра,
Но все расспросы, все нескончаемые разговоры – завтра. Я тоже не ответил на вопросы о рубцах на моей спине… Не теперь. После…
Глава 6. Марк и любовь
Я пришёл в «Англетер» примерно в полдень. Лётчик категорически отказался пойти со мной.
– Ты всерьёз хочешь, чтобы я пошёл?! – разозлился он. – Во-первых: ты его шурин и вы не виделись почти год, наверное, вам захочется поболтать, особенно, учитывая обстоятельства, а тут я, здрасьте, доктор Вьюгин. А во-вторых: вдруг Таня уже с ним, я что, должен это видеть?
– Ну как знаешь.
– Насчёт Марата поговори с ним, – сказал Лётчик.
Я надел куртку, и наматывал шарф.
– Что ты так вписываешься за Бадмаева? Может, пусть бы сидел?
– Не говори ерунды-то сейчас, Платон. За что он должен сидеть?
Я повернулся к нему, натягивая кепку, здесь, конечно, слишком холодно для такого головного убора, но да тут недалеко идти, надо же, в соседних отелях поселились, жаль, что не в одном.
– За что сидеть? Ну хотя бы за то, что ты мне прочитал в прошлый раз, – я посмотрел на него. – За Таню, за то, что с ней было из-за него тогда. С ней, с девочкой…
– А себе в связи с этим ничего предъявить слабо? Как ты устроил охоту на неё, чтобы выкидыш был? Самого себя в суд отвести не хочешь? То, что не удалось, так это случайность. А потом, я вот думаю все эти годы, неужели ты думал, что те подонки остановились бы на том, чтобы просто напугать её? Поражаюсь, конечно, какой ты эгоист… – прищурив светлые глаза, проговорил Лётчик и покачал головой.
– Ну ладно, чё ты… – пробормотал я. – Вспомнил тоже…
– Я просто не забыл – строго сказал Лётчик. – Адвокат твой направил апелляцию?
– Сегодня я поеду в «Кресты», что дальше? Репортажи выходят, тоже резонанс, моим начальникам уже звонили чины, пугали, что я подрываю их работу. Так что всё в движении.
– Готов? – Лётчик посмотрел на меня. – Пошли.
– И куда ты сейчас пойдёшь?
– Куда… в Столовую номер один пойду. Есть хочу, – сказал он, натягивая шапку. – Ну и звонка твоего буду ждать. Может, напьюсь тогда.
Я засмеялся, когда-то толстый подросток Летчик когда-то всё время хотел есть…
В номере «Англетера», куда меня привели, когда я назвался на ресепшене, было очень душно, пахло духами. Я вошёл, и, не видя хозяина, прошёл прямо, в гостиную. Тут… валялся пиджак от смокинга, дальше я увидел рубашку и брюки, пояс, ботинки с носками вообще… отшвырнул от двери в спальню, похоже… дверь туда была закрыта. Зато на полу валялось чёрное платье… ну что… имеет право, конечно, Таня-то… кто знает, где Таня сейчас. Да и… Таня без него за Лётчика вышла.