В стране слепых я слишком зрячий, или Королевство кривых
Шрифт:
Но тут Марк собственной персоной вышел ко мне, из душа в белом махровом халате. Какой-то другой. Тот же, но как будто моложе, и в то же время старше, увидев меня, он счастливо улыбнулся во все зубы, и, шагнув ко мне, обнял, хлопая по плечам.
– Платон! Чёрт, как же я рад…
Ну, я тоже обнял его, вчерашнего покойника, горячего и жилистого сквозь халат, нагрелся под горячей водой. Меня немного смущало то, что он голый там, под халатом, то есть я в непосредственной близости с его гениталиями, а учитывая, что когда-то он слыл вдохновенным геем, я поспешил отстраниться. Хотя я рад его видеть, может, и больше,
– Как я-то рад! – сказал я. – Но я, похоже, не вовремя. У тебя дама там?
Сказал, а сам со страхом подумал, а вдруг мужик в том платье был, ну а что, таких петухов сейчас полно развелось, никто не смущается уже. Господи…
Марк счастливо улыбнулся и кивнул:
– Таня там спит.
– Что?! Уже?
Он радостно закивал.
– Ты прости, я надену что-нибудь на себя, а то, по-моему, тебя смущает мой вид. Погоди, минутку.
И вышел куда-то.
Постучали, я крикнул, спросить, открывать или нет.
– Это завтрак, – ответил Марк, выходя в брюках, футболку он держал в руках, а ноги дор сих пор были босые. Я увидел рубцы у него на теле. Свежие красные и очень страшные… Марк поспешил надеть футболку и открыл дверь. Действительно, привезли столик с завтраком на две персоны. Позвякивали серебристые приборы, Марк кивнул, чтобы оставили посередине, и улыбнулся мне. – Позавтракай со мной, тут на двоих, а Таня спит.
Я не стал отказываться, хотя я и завтракал, но это было уже часа четыре назад. Красивая и вкусная яичница, хотя, немного пережаренная снизу на мой вкус, пончики, тосты, булочки, икра и красная и чёрная, в кофейнике ароматный кофе.
– У тебя вкуснее здесь, чем в «Астории», – сказал я.
Марк усмехнулся, кивая:
– Это потому что я особый клиент, Платон. Ты кто? Богач. Журналист известный. А я тот, кого почти никто не знает, но кто может всё. Ну, или почти всё…
Я хлебнул кофе.
– Так расскажи, что было-то?
– Ну что… Иногда надо отступить, чтобы подготовиться и пойти в наступление. Пришлось… впрочем, имитировать смерть я не собирался. Мы бы просто уехали. Я и Таня, не вместе, чтобы не наводить на след. А то, что Вито именно в эту ночь устроил свои покушения, ну это… не знаю, какой-то перст судьбы. Я знал, что что-то готовиться, поэтому поспешил, оказалось, не успел… случайность, что я жив, на Таню покушения не должно было быть, что машина заминирована мы знали, но что кто-то подорвётся… Я несколько недель не знал, не попала ли она в ту машину. А вот про свою я не знал, они сделали это за какой-то час, пока я был дома, а машина оставалась на улице. Глеб погиб… – Марк с аппетитом проглотил яичницу, прихлёбывая кофе и закусывая пончиком, испачкавшим глазурью его идеально красивые губы.
– Проголодался ты, я смотрю, – усмехнулся я. – А я вхожу, романтический беспорядок, думаю… гуляет мой зять. Напугался, что мужик у тебя там.
Марк поднял глаза на меня, неожиданно жестчея лицом.
– Платон… я понимаю, конечно, ты слышал когда-то… Но, я вот, что тебе скажу: у всех есть прошлое, и оно ужасно тем, что изменить его нельзя. Да, когда-то я валялся в самом гнилом и смрадном говне из всех, но с тех пор прошло уже полжизни, и мне странно, что ты напомнил мне об этом. Ничего забавного в моём прошлом нет, поверь. А насчёт половых развлечений, я тебе скажу, я этим не занимаюсь. Для меня есть один человек во вселенной, кто вызывает во мне тягу жить вообще, в том числе сексуальной жизнью, и это твоя сестра. А просто так тащить что-то к себе в постель, всё равно, что совать член в дыры в заборе, то же удовольствие и та же опасность. Можешь не считать меня мужиком, от меня не убудет. Но геем я не родился и давно перестал им быть, так что прошу не напоминать мне больше. Мне это больно.
Я смотрел на него, побледневшего даже губами, хотя они сейчас раздутые у него, нацелованные.
– Так любишь её? – тихо спросил я.
Марк посмотрел на меня молча.
– Знаешь, Марк… ты для меня настоящий мужик. И ты прости, что я… это я… меня тут контузило в Чечне летом, вот я и… поглупел как-то, – я провёл рукой по лицу. – Ох, нет, просто я дурак. Растерялся, наверное. Ты пойми меня, я тебя похоронил. Я её похоронил… Ты представить не можешь, что это… и сейчас я… растерялся. Прихожу, тут вон… раскидано всё. А потом ты из душа… Я и подумал, мало ли… целый год прошёл…
– А ты не думай больше. У меня такого быть не может. Я видимо родился только для неё… – он улыбнулся вдруг, становясь прекрасным как весеннее утро, и прислушался. – Встала, слышишь? Воду в душе включает, подождём…
Я ничего не слышал, вообще не понимаю, что можно слышать, с улицы шум, да и двери закрыты.
Марк встал и позвонил, чтобы и для Тани принесли завтрак.
– Что принесли? А… да-да, пусть поднимаются, – он положил трубку и, посмотрев на меня сказал: – Танины вещи привезли.
– Откуда? – удивился я.
– Из «Вавельберга», – ответил Марк. – Ну там…
– Это там её… держали? Фешенебельный отель, – я качнул головой.
– Зиндан, Платон, это не всегда дыра в земле с окошком в небо, – серьёзно сказал Марк, открывая двери, потому что снова постучали.
Внесли много пакетов, отдельно Марку в руки отдали пакет с ювелирными футлярами и паспорт.
– Других документов не было? Свидетельства о рождении ребёнка? – спросил он.
Посыльный покачай головой:
– Это всё, Марк Борисович. Одежда, украшения, а из документов только паспорт.
– Спасибо, – кивнул Марк.
– Так ты знаешь о ребёнке? – удивился я.
– Я и о Марате Бадмаеве знаю, – сказал Марк, посмотрев на меня.
– Что ты о нём знаешь?
– Что они были вместе эти месяцы. Можно понять, красивый мужик… У тебя сигареты есть?
– Да нет, – отмахнулся я. Ничего он толком о них с Таней не знает. – Бросаю я.
– Ох… – Марк провёл ладонями по волосам. – Ещё и сигарет нет… я тоже бросаю.
– Слушай, Марк… я всё думаю, ты готов терпеть измены, всех этих Боги, Вальдауфов, потому что у тебя стоит только на неё? – я задал вопрос, который всегда волновал меня. – Или… почему?
Марк открыл Танин паспорт, удивлённо пролистал. И сказал довольно холодно, не глядя на меня:
– Вставать, Платон Андреич, может на кого и даже на что угодно, у людей от хорошей музыки и то встаёт. Нет, дело не в физиологии. Дело… совсем в другом… А потом, Таня никогда не изменяла мне. Что моё, то моё, этого никто у меня не возьмёт… Вопрос, что я могу дать ей, чего не может больше никто. Что я могу сделать, чтобы она не оставила меня… почти ничего… Странно, паспорт новый, – он посмотрел на меня.