В субботу вечером, в воскресенье утром
Шрифт:
– Ага! – заворчал он, уловив исходящий от нее запах дрожжей и хмеля. – Пьянствовала!
– Кто это говорит! – возмутилась она, размахивая руками так, словно привела с собой целую кучу зрителей. – Всего-то две пинты выпила и три оранжада, а он что-то там толкует о пьянке. Зато я все увидела в пабе – как ты скатился с лестницы и облевал людей.
Артур встал на ноги – твердо, с ясной головой.
– Но теперь-то, цыпленок, я в норме. Извини, что не получилось вернуться к тебе там, в пабе, право, не знаю, что со мной стряслось.
– Как-нибудь расскажу, – рассмеялась Бренда. – А сейчас не шуми, когда в дом войдем, а то дети проснутся.
Поосторожнее,
– Неужели нельзя дождаться, пока поднимемся наверх?
– Нельзя, – с насмешливой ухмылкой признался Артур.
– Все равно придется, – сказала она, открывая перед ним дверь.
Пока Бренда возилась с замками и задвижками, Артур стоял посреди гостиной, вдыхая слабые запахи резины и машинного масла, исходящие от велосипеда Джека, прислоненного к огромному, чуть не во всю стену, посудному шкафу. Это было небольшое полутемное замкнутое пространство с его давно привычными приметами быта другого мужчины: старомодные стулья, кушетка, камин, настольные часы, тикающие на каминной полке, запах грубой оберточной бумаги и земли в цветочных горшках, обычный налет пыли, оставшаяся с зимы сажа в дымоходе, запах плесени, пропитавшей ковровые дорожки под столом и камином. Бренде эта комната известна все те семь лет, что она замужем за Джеком, и все же она не могла сродниться с ней так, как Артур за десять секунд, пока она возилась с ключами.
Он зацепился за педаль велосипеда и, вскрикнув от боли, выругал про себя Джека за дурость: зачем ставить его в таком неудобном месте?
– Ну и что он себе думает, как мне войти сюда, когда на пути торчит эта хреновина? – ухмыльнулся он. – Передай ему, что я велел на следующей же неделе переставить ее во двор, чтобы не торчала у всех на виду.
– Тихо ты, – прошипела Бренда, и, словно два вора, они скользнули в столовую, где при свете электрической лампы виднелись все еще остающиеся на столе следы ужина – чайные чашки, тарелки, банка с повидлом, хлеб. Из ближайшего двора донесся кошачий визг, хлопнула крышка мусорного бака.
– Ну и что? – в полный голос сказал Артур, распрямляясь во весь свой рост. – Какой смысл шептаться, когда снаружи такой тарарам?
Они стояли между столом и каминной решеткой, и Бренда закинула ему руки за шею. Целуя ее, Артур повернул голову так, чтобы увидеть самого себя в овальном зеркале над полкой. Рассматривая себя под таким углом, он с расширившимися глазами отметил всклокоченные коротко стриженные волосы, торчащие, как иглы дикобраза-блондина, и заживающий на щеке след от старого прыща.
– Не надо сегодня слишком долго задерживаться, Артур, – нежно сказала Бренда.
Он выпустил ее и, зная здесь каждый уголок как свои пять пальцев и действуя так, словно это был его дом, стянул куртку и рубаху и прошел в посудомоечную, чтобы стереть с лица следы усталости. Оказавшись в постели, заснут они не сразу, и ему хотелось оставаться свежим в течение хотя бы часа, а уж потом он отправится в бесконечный спуск по теплому ложу, ощущая рядом с собой податливое тело Бренды.
Было десять утра, а она все еще спала. Солнце пробивалось сквозь окно, принося со своими лучами уличный шум: воскресный перезвон бутылок в сумках молочников, совершающих обход района, голоса мальчишек – разносчиков газет, перекрикивающихся друг с другом, цокая каблуками по тротуару и рассовывая по почтовым ящикам свернутые газеты с кроссвордами, прогнозом погоды, спортивными новостями и новостями скандальными, которые будут сладострастно и вместе с тем лениво обсуждаться за тарелкой с беконом и помидорами, под кружку крепкого сладкого чая.
Артур повернулся к Бренде, грузно лежащей рядом с ним, и сел, чтобы рассмотреть ее получше. Она бесшумно дышала, волосы рассыпались по подушке, груди, высовывавшиеся из комбинации, прикрывала полная гладкая рука, словно в попытке защититься от чего-то, испугавшего ее во сне. Артур услышал, что в спальне на противоположной стороне лестничной площадки играют двое ее детей.
– Это мой медвежонок, это наш Джеки, – говорил один. – Отдай немедленно, иначе скажу маме.
В ответ донеслись приглушенные угрозы другого, не желавшего расставаться со своей добычей.
Артур блаженно скользнул под одеяло.
– Бренда, – негромко позвал он, – вставай, цыпленок, просыпайся.
Она повернулась и прижалась лицом к его груди.
– Сладкая ты моя, – прошептал он.
– Который час? – невнятно пробормотала Бренда, обжигая его кожу своим горячим дыханием.
– Половина двенадцатого, – соврал он.
Она вскочила с кровати – на одной щеке следы от смятой простыни, карие глаза широко открыты.
– В своем репертуаре, да? – взвизгнула она. – Из всех вралей, которых я когда-нибудь знала, ты самый бессовестный.
– Ну да, приврать я всегда любил, – ухмыльнулся он. – И у меня это недурно получалось.
– Врали долго не живут, – парировала Бренда.
– Ладно, сейчас только десять, – признал он, потрепав ее по затылку.
– Ну и денек вчера был, – вспомнила вдруг Бренда и засмеялась.
Его память тоже ожила. Пойла из него наружу вышло больше, чем из Болтуна, потом он скатился с лестницы и заблевал какую-то парочку.
– Кажется, тыща лет прошла. – Артур засмеялся, обнял любовницу за плечи, поцеловал в губы, потом в шею, в грудь, прижался ногой к ее бедру. – Ты у меня такая красотка, Бренда. Давай-ка ляжем.
– Мам, – донесся до них чей-то жалобный голосок.
Бренда оттолкнула Артура.
– Возвращайся в кровать, Джеки.
– Уже поздно, – захныкал малыш за дверью. – Я хочу чаю.
– Ложись, я сказала.
Они услышали шаркающие детские шажки.
– Хочу поздороваться с дядей Артуром, – капризно протянул Джеки.
– Вот негодник, – беззлобно пробормотал Артур, смиряясь с неизбежностью. – Даже в воскресное утро покоя нет.
– Не дразни его. – Бренда уселась на кровати и оправила комбинацию.
Джеки не унимался. Теперь он сильно пнул пяткой дверь.
– Дядя Артур, можно войти?
– Негодник ты этакий.
Мальчик засмеялся, понимая, что теперь ему ничего не грозит.
– Ступай вниз, в гостиную, и притащи-ка сюда «Новости», газету только что сунули в почтовый ящик. Тогда я тебя впущу.
Босые подошвы приглушенно застучали по деревянным ступеням. Артур и Бренда слышали, как мальчик быстро спустился в гостиную, затем, задыхаясь, понесся вверх по лестнице. Они отпрянули друг от друга в тот самый момент, когда Джеки ворвался в спальню. Мальчик швырнул газету на кровать и, прыгнув следом, зажал ее между своим животом и ногой Артура. Тот вытащил газету, одной рукой поднял паренька на воздух и держал, пока тот не начал икать и задыхаться от смеха. Тогда Бренда велела опустить его, а то вдруг еще припадок случится.