В свете старого софита
Шрифт:
Я понимала, почему Боря рассказал мне про Качалова. Действительно, мне стало как-то спокойнее, когда я узнала, что даже гениальный Качалов, когда волновался, заикался. И тоже боялся. Значит, это не только мои, это – общие проблемы. Даже великие актёры страдают тем же. Так что стыдиться мне нечего. Надо просто работать.
Думаю, что когда я выйду в манеж, у меня тоже никакого страха не будет. Я почему-то уверена в этом.
И всё же я не хочу быть разговорником! Я хочу быть мимом.
Хотя…
– Ты знаешь, Дюшен, по-моему, я буду говорить в манеже.
– Говорить??? – изумилась она.
– Да. Так мне видится…будет пантомима, но и какие-то слова тоже…
(Да, через тридцать лет так оно и будет. Так что уроки Бориса Бреева не пропадут зря).
Цирковое училище. Приёмные экзамены. Первый тур.
За длиннющим столом – приёмная комиссия. Человек десять. И Бреев тоже. Но он сидел как-то с краю…
– Встаньте на стул, – сказал мне дядечка, который сидел в центре (самый главный, наверное).
– Зачем на стул? – спросила я.
– Представьте, что вы – на площади.
Ну, влезла на стул. Идиотизм какой-то.
– А теперь – читайте!
Читала. И про шутов, и про петуха с ячменным зерном, и про птицу-тройку. Но чувствовала себя скованно, неуютно. Стоя на стуле, невозможно было сделать ни шага. Стой, как солдатик.
Бреев смотрел на меня сочувственно.
Потом (уже сойдя со стула) играла на аккордеоне, притащила его для этого случая. (Бреев говорил: покажи всё, что ты можешь).
Сказали «хорошо». Спросили:
– Вы хотите быть музыкальным эксцентриком?
– Нет. Клоуном-мимом.
Я надела свои клоунские башмаки, взяла зонтик в заплатах и показала маленькую пантомимку. Сказали «хорошо».
Подошёл дядечка, преподаватель по гимнастике, подозвал меня к станку, велел показать, какая у меня растяжка. Сказал: «Хорошая».
А Бреев сказал:
– Главное – эта девочка пишет хорошо. И очень любит цирк. Я хочу взять её к себе на курс. Хочу сделать из неё циркового автора. У нас в училище будет свой автор – это же замечательно! А то у меня вечно проблема с репертуаром для выпускников…
Члены комиссии улыбались и кивали: «Да, цирку нужны хорошие авторы…»
…В списке допущенных до второго тура я нашла свою фамилию. Ура!…
А на второй тур… Бреев почему-то не пришёл! Что с ним случилось? Заболел? Попал в аварию? (Не дай Бог!) Я очень расстроилась, не увидев его среди членов комиссии. Он так подбадривал меня своим взглядом! Как же я теперь без его поддержки? Но я подавила панику внутри и решительно взяла себя в руки: уж если первый – самый страшный! –
Опять им что-то показывала, опять что-то читала… Разыгрывала какие-то сценки…
И тут Председатель приёмной комиссии неожиданно спросил:
– Милая девушка, а что у вас с речью?
– А что? – не поняла я.
– Скажите правду, вы заикаетесь?
– Нет, – сказала я. – Просто волнуюсь немного.
– Значит, вы заикались когда-то, – сказал он не очень деликатно.
– Не помню такого, – честно соврала я.
– Значит, вы будете заикаться! – сказал он грозно и почти уже рассерженно.
(Я хотела ему сказать про Качалова… И – не стала).
– Но ведь я хочу быть мимом, – сказала я. – Причём тут моя речь?
– Но отделение-то, на которое вы поступаете, речевое! Главный предмет – сценическая речь. Бреев хотел взять вас как будущего автора клоунад. Но если вы пишете – так идите в Литературный институт.
– Но я хочу быть клоуном! Клоуном-мимом.
– Это всё понятно, – сказал он, обращаясь к соседке справа. – Енгибаровское влияние. Тут всё понятно. Милая девушка, – взглянул он на меня строго. У вас – профнепригодность.
(О!… второй раз в жизни я слышу это: у вас профнепригодность. Опять придрались к моей речи!)
Комиссия озадачено смотрела на меня.
– Хотя… мы ещё подумаем, – сказал строгий дядечка. – Собственные авторы нам действительно нужны… Мы подумаем. А пока пригласите следующего!
Я стояла в коридоре, стараясь не зареветь. Ко мне подошла какая-то женщина из приёмной комиссии.
– Просто вы слишком хорошо подготовились, – сказал она.
– Что значит «слишком хорошо»?
– Нам нужны ребята, из которых мы можем сделать то, что нам нужно. А у вас целый репертуар готов! Костюм. Музыка… Нам решительно нечего с вами делать. Мы вам по большому счёту не нужны. Идите и работайте.
– Кто же меня выпустит на манеж без диплома?
– Ну, не знаю…
В списке прошедших на третий тур моей фамилии не оказалось…
Я очень обиделась тогда на Бреева. Я даже не позвонила ему и не спросила: почему он не пришёл на второй тур? Какая теперь разница, почему он не пришёл…
Я вообще не собиралась больше с ним общаться. Никогда!
(И если бы кто-нибудь сказал мне, что впереди у нас с Борей Бреевым – много лет дружбы, и творческое общение, и я ещё буду писать стихи для его студентов-клоунов… – ну, я бы ни за что не поверила в это – тогда, в те дни, когда я жутко переживала свой провал в училище…)
А Мой Клоун был уже в Москве. И репетировал в маленьком клубе в Марьиной Роще свой новый спектакль.