В свободном полете
Шрифт:
Продираясь сквозь охраняемые двери по пути к мисс Лангольд, я подумала, что бессмысленно растекаться мыслью; лучше успокоить дыхание и сосредоточиться. Если эта дама действительно такое чудовище, как ее описала Лори, я успею поразмыслить о своих бедах позже.
— Простите, что опоздала, — выдыхаю я, оказавшись на ее пороге. — Но я могу все объяснить.
— Не трудитесь. — Марианна Лангольд сидит за столом. — Гейл мне все рассказала. Как забавно!
И она издает короткий мелодичный смешок. Не демонический, не сумасшедший. Певучий смех, каким он и должен быть. И смахивает
— В самом деле? Я полагала услышать, что это обычное явление.
Она вновь смеется. И такая красивая при этом. Не соответствует обычным стандартам красоты — следствие подтяжек за ушами или инъекций в губы. Это такая красота, когда сияют глаза, яркие и живые. Красота, разглаживающая легкие морщинки в уголках рта.
— Присаживайтесь, — предлагает она. — И позвольте мне просмотреть ваше резюме. Мне принесли его секунду назад.
Усаживаюсь на стул перед ее столом и глубоко вздыхаю. Шоу начинается.
— Ага. — Марианна откладывает листок. — Итак, вы окончили университет в мае?
Ну, вперед.
— Верно.
— И что вы делаете с тех пор?
— Вообще-то я была в Европе. — Вот так. Это довольно легко.
— Да что вы?
— О да. Первый месяц путешествовала с подругой по югу Франции. Наш приятель из Гарварда писал обзоры о недорогих отелях для одного путеводителя в Париже. Мы встретились с ним и немного облегчили его участь. Он помог нам деньгами, но совсем чуть-чуть.
Пожалуйста, заметьте. Это вовсе не беззастенчивая ложь. Я действительно путешествовала по Франции с подругой сразу по окончании колледжа. А обзоры, которые я писала для моего приятеля из Гарварда? Скажем, когда книга готовилась к печати, мою часть сократили.
— Да что вы? — Глаза Марианны округляются. — Знаете, мой отец француз. И пару лет в детстве я провела в C^ote d'Azur. А вы были на Антибах?
— Конечно! Обожаю Антибы! — И это тоже чистая правда. Мы с подругой влюбились в этот город и даже сократили часть маршрута, чтобы задержаться там подольше.
Марианна, склонив голову набок, улыбается мне.
— Donc, tu parles bien le francais? [12] — спрашивает она, a глаза ее смеются.
— Pas courament. J'ai pas assez de temps pour pratiquer [13] .
Искорки в ее глазах гаснут. Брови сдвигаются. Марианна потрясена. И я тоже. Кто бы мог подумать, что четыре года французского в колледже оставят свой след?
Наклонившись вперед, Марианна кладет ладони на стол. Пришло время для уловок? Так скоро? Я, вероятно, чрезвычайно хороша.
12
Так ты хорошо говоришь по-французски? (фр.).
13
Не слишком. Не было времени для практики (фр.).
— В своем резюме вы назвали себя страстной
Вы что, смеетесь? Да если бы все собеседования были такими легкими, я бы — ну, полагаю — давно уже имела работу.
Чуть придвигаюсь, словно собираясь поведать пикантный секрет.
— В Париже мне попалась одна книжка, французский перевод немецкого бестселлера, довольно интересный. Вы слышали о «Die D"ammerung»?
— Вы это читали? — недоверчиво спрашивает Марианна.
— Ну да.
— И как вам?
— Странно, причудливо. — Пожимаю плечами. — Мне нравится немецкий абсурдизм. Выгодно отличается от наших нудных банальных и слащавых романов. — Внезапно припоминаю, что список клиентов Марианны Лангольд включает в себя приличное количество актрис, которые чертовски неплохо зарабатывают на жизнь, играя героинь в экранизациях таких вот слащавых романов. — Но признаться, — добавляю я, стараясь не вызвать к себе неприязни, — я люблю хорошие романтические комедии. Это моя невинная слабость.
Ф-фу. Закроем эту тему.
Стук в дверь. Мы одновременно оборачиваемся. Молодой человек с невероятно хитрой физиономией, приоткрыв дверь, просовывает голову в щелку. Его галстук запросто может посрамить весь мой гардероб.
Марианна хмурится.
— Что? — спрашивает она.
— Простите, что помешал, мисс Лангольд. У вас есть минутка?
Она мрачнеет еще больше.
— Нет! — Жестом указывает на меня. — Посмотри, с кем я разговариваю!
Парень поворачивается, внимательно изучает меня, и во взгляде его мелькает хорошо знакомый мне ужас. Вот так же смотрели на меня люди на той свадьбе, где я объявила, что я из группы «Рокетт». Таким же взглядом я наградила Сару Вагнер, когда та вплыла в студию. Молодой человек пытается вспомнить меня, понять, отчего же я такая чертовски важная персона.
Неловкое молчание, наконец, нарушается. Кабинет оглашает серебристый смех Марианны Лангольд.
— Я пошутила. — Она указывает на меня. — Это просто посетительница.
Смех у нее заразительный. Парень в дверях подхватывает его. А потом и я. Я смеюсь, потому что должна смеяться. Потому что плакать на собеседовании — значит нарушить правила. Но внутри я вся съежилась. Я больше не Персефона. И даже не Сара. Я просто одна из многих безработных.
Я никто.
Хотя посмеяться вовсе неплохо. Смех дает мне силы махнуть на прощание рукой парню, когда тот выходит из кабинета, дает силы вежливо улыбаться, когда Марианна описывает обязанности своего ассистента, дает силы подняться вместе с ней и направиться к выходу.
Но перед тем как открыть дверь, она наклоняется и шепчет мне:
— Знаете, наверное, не стоит этого говорить. Не я принимаю окончательное решение о найме на работу. Отдел кадров сам рекомендует кандидатов, проверяет рекомендации и все прочее. Это помогает им чувствовать свою необходимость, полагаю. Но, насколько я понимаю, эта должность ваша. — И протягивает руку. — Приятно было познакомиться, Сара. Скоро увидимся.
Я так потрясена, что хочу расцеловать ее. Что и делаю. Дважды, в каждую щечку.