В свободном полете
Шрифт:
— Я правда, не могу остаться.
Лори с трудом встает, поправляет челку, разглаживает юбку. Меня поражает, как ей удается сохранять такую невозмутимость. На ее месте я превратилась бы в нечто бесформенное и постоянно рыдающее. Может, опыт научил Лори сохранять самообладание. Но думаю, это все же особый дар. Она еще раз глубоко вздыхает, прикрывает глаза и качает головой. Пууф! Краткий эмоциональный всплеск рикошетом отскакивает от нее.
— Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. — Лори засовывает руку в сумочку, вытаскивает телефон и нетерпеливо смотрит на него. — Я
— Так, значит, все? Ты вообще не собираешься возвращаться?
— Никогда. Пойду домой, заполню бланк на пособие по безработице. А потом начну искать другую работу.
Возвращаю ей телефон:
— Думаю, тебе следует самой вернуть его в офис. Ты должна все высказать этой скотине. И потребовать официального увольнения.
— Не-а, — отмахивается Лори. — Если я потребую официального увольнения, он предложит мне вернуться на работу. И тогда я не смогу считаться безработной. А могла бы рассчитывать как минимум на $400 в неделю.
— Bay! — изумляюсь я. — А ты и впрямь все обдумала.
Она решительно забрасывает сумку за плечо.
— Сара, я думала об этом в течение трех лет. — Целует меня в щеку и уходит.
Лори не пускается вскачь, но ее походка напоминает веселое подпрыгивание. Такого я давным-давно не видела.
Есть очень немного фильмов — их лишь несколько, — которые, если посмотреть их в нужное время и в нужном состоянии, скажут вам все. Эти фильмы вы смотрите еще в юности, на пороге того неудобного перехода к взрослому состоянию, когда готовы открыть безумное магическое явление под названием ирония. Затем вы обращаете внимание на остроумные диалоги или замечаете неожиданные жесты. Вас это невероятно захватывает, потому что очень талантливо, а никогда прежде вы этого не понимали.
И среди всех этих сцен из многочисленных фильмов мне в душу на долгие годы запала коротенькая сцена из «Тутси». Если вы видели этот фильм, то знаете, о чем я говорю. Все из-за монтажа, если угодно, когда Дастин Хофман бредет по парку, размышляя о неудавшейся жизни. Работу потерял, любимая женщина ушла. Руки в карманах, подбородок почти прижат к груди. А потом он останавливается и поднимает взгляд. Мим пытается балансировать на воображаемом канате — одна нога вскинута над бордюром. Дастин мгновение наблюдает за его усилиями. Затем подходит и толкает его.
Ну разве не здорово?!
И знаете, почему еще я люблю пересматривать старые фильмы? Это крайне редкая возможность заново открыть фундаментальную истину, долгие годы прятавшуюся в вашем бестолковом рассеянном сознании, и вы все не могли добраться до нее.
А что за истину я открываю вновь сегодня вечером? Давайте прикинем. «Тутси» — история об актере-неудачнике: он не может найти работу даже ради спасения собственной жизни. Звучит похоже? Держу пари, в этом узнает себя чертова прорва народу. Но, видите ли, Майкл Дорси (то есть Хофман) сыт по горло этой ситуацией, поэтому совершает немыслимое. И речь не о небольших подлогах в резюме.
Думаю, порой вы просто вынуждены делать то, что делаете.
Когда фильм заканчивается, а Аманда допивает бутылку вина, мы все желаем друг другу доброй ночи. Аманда удаляется в свою комнату, а мы с Джейком ныряем в мою.
Двери закрываются. Джейк стягивает джинсы и остается в новых трусах. Он складывает одежду в аккуратную кучку на полу. Я надеваю огромную футболку — на этот раз из Гарварда — и забираюсь в постель. Джейк устраивается рядом со мной.
Меня удручает, что нам незачем более сдерживать наши порывы. Блузки не рвутся по швам, пуговицы не отлетают. Языки не ищут друг друга в жгучем желании, руки не рвутся вниз к заветным местечкам. Вместо этого мы нежно утыкаемся носами в ложбинки между шеей и плечом. Пальцы переплетаются в простом продолжительном пожатии.
Некоторые люди жаждут такой уютной близости. Но мне уют свернувшихся калачиком тел напоминает жадное заглатывание старого выдержанного вина в тот момент, когда хочется текилы с острой закуской.
Джейк лениво забрасывает ногу мне на бедро и кладет ладонь в ямку на животе. Мечтаю о том, чтобы его ладонь двинулась в одном из двух направлений — вверх или вниз. Но она неподвижна.
Нога тяжелеет, мертвым грузом прижимая мое бедро. Рука подрагивает. С разочарованием замечаю, что он погружается в блаженную дремоту.
— Хм, — воркую я, щекоча губами его ухо. По расслабленному телу пробегает дрожь. — Джейк, можно задать тебе вопрос?
— Угу, — зевает он.
— Почему ты никогда не говоришь о своей бывшей девушке?
Он со стоном переворачивается на бок, убирает ноги и руки с моего жаждущего, изнывающего тела.
— Сейчас я уж точно не хочу говорить об этом.
Обнимаю его за талию, пытаюсь притянуть поближе к себе. Джейк не шевелится.
— Это нечестно. Подходящего времени не бывает. Ты никогда не хочешь говорить о ней.
— Разумеется, не хочу. Она ужасное существо. Ненавижу ее.
Я застываю.
— Ненавижу — очень сильное слово, — замечаю я.
— И что? Это правда. Я презираю ее.
— Полагаю, тебе не следует ненавидеть ее. Ты должен питать к ней безразличие.
Джейк поворачивается ко мне.
— Она мне безразлична.
— Вовсе нет, — возражаю я, — если ты до сих пор испытываешь к ней чувства.
— Какие чувства? Это ты вспоминаешь о ней. — Джейк беспокойно ерзает под одеялом. — Неужели ты хотела бы, чтобы мы с ней остались друзьями? Могу позвонить ей прямо сейчас и пригласить на чашечку кофе завтра. Тебя это обрадует?
— Конечно, нет!
— Тогда почему мы вообще разговариваем о ней? По-моему, ты ищешь повод для ссоры. Да?
— Нет.
— Тогда в чем дело?
— Ты что, не понимаешь? — Я невинно улыбаюсь. — Я ревную. Безумно ревную. Тебе это льстит?
— Да-а. Это замечательно. — И милостиво вновь закидывает на меня ногу.
— И я хочу… — О'кей, и как мне это сказать? — Я хочу большего.
Джейк возвращает ладонь на мой живот. И я трепещу от облегчения.