В свободном полете
Шрифт:
— Это был тяжкий вздох, — говорит Джейк.
— Мне просто нужно было вернуться домой. Ты ведь понимаешь, правда?
— Надеюсь.
Когда я кладу трубку, руки у меня дрожат. Как трудно оказалось быть с Джейком резкой, краткой и бездушной. И что я пыталась доказать?
Бедный Джейк. Бедный, ни о чем не подозревающий Джейк. Он понятия не имеет, как я хочу сделать ему больно. И что еще хуже, он не догадывается, какую боль причиняет мне. Ну почему, имея такую красивую бывшую подружку, он никогда не говорил о ней! Джейк
А какое мне дело? Я и сама не понимаю почему, но Джейк нужен мне. А главное, мне нужно, чтобы я была нужна ему. Как-то так.
Там, в Бруклине, порой случалось, что он касался моей шеи своим небритым подбородком, тянулся ко мне во сне и привлекал меня ближе. И в эти моменты мне казалось, что мы созданы друг для друга. Ведь иной вариант — что нас влечет друг к другу только потому, что мы оба отчаявшиеся одинокие люди — слишком ужасен.
Острая боль в кончиках пальцев. Сигарета догорела до фильтра. Выбрасываю ее в пепельницу и глубоко вздыхаю. Прошло уже достаточно времени. Перечитываю благодарственное письмо мисс Келли Мартин из «Эспен куотерли». По наитию решаю добавить образец моего творчества в виде заметок о недвижимости.
Посмотрим, что выйдет.
В последние несколько месяцев у меня не возникало особых поводов для праздника. Сейчас я нашла в себе мужество отправить письмо экспромтом, и это заслуживает тоста. В кухне вина не осталось. Не стоило и рассчитывать на это, поскольку Аманда целую неделю была предоставлена себе самой. Достаю бутылку пива, которая стоит в холодильнике уже целую вечность. Снимаю крышечку, включаю телевизор и закуриваю следующую сигарету.
И, конечно же, вновь звонит телефон.
— Плюшечка?
Черт! Сминаю сигарету и развеиваю ладошкой дым, будто она может учуять запах.
— Ой, привет, мам. — Она не сказала и пары слов, а ко мне уже подкрадывается чувство вины, пробужденное ее голосом.
— Где ты была? Я сто лет тебя не слышала!
— Телефон, знаешь ли, работает в обе стороны. — Погодите — это я только что произнесла?
— Скажи, плюшечка, ты заполнила анкету для юридической школы?
— Конечно.
— Как хорошо. Не помню, говорила ли я тебе, но сразу после колледжа я некоторое время работала юристом, непрофессионально, просто консультантом. Это было так забавно. Лучшая пора моей жизни.
Разумеется, она рассказывала мне об этом. И позвольте сделать еще одно замечание: матушкина любовь к юриспруденции продолжалась ровно столько времени, сколько понадобилось для того, чтобы подцепить на крючок моего отца, тогда подающего надежды помощника окружного прокурора. Затем, полагаю, ее страсть к нему возобладала над всем прочим.
— Ты же понимаешь, что по окончании школы всегда сможешь работать в фирме отца.
— Зачем ты это делаешь? — Мне не удается сдержать стон.
—
— Ты знаешь. Мам, ты же знаешь, я очень люблю вас, но… — О'кей, это деликатный вопрос. На языке у меня вертится: «но я не хочу стать такой, как вы». Она может понять это неправильно. Поэтому говорю: — Но я хочу жить своей жизнью.
— Я понимаю это. Ты всегда сможешь заняться юридической практикой в Нью-Йорке. Я просто предложила.
— Ясно.
— Сообщи, когда назначишь дату теста.
— Хорошо, обещаю.
— Отлично. Люблю тебя, плюшечка.
— Я тоже люблю тебя, мам.
Разговор окончен.
Во входной двери поворачивается ключ, и я радостно спрыгиваю с дивана. Никогда не испытывала такого воодушевления при встрече с Амандой. Подбегаю к двери, чтобы приветствовать ее.
— О Господи! — Она отскакивает, прижав руку к груди. — Ты меня напугала! Я не ждала тебя.
— Прости.
— Ну и где ты была?
— В Бруклине.
Аманда морщит нос, явно не впечатленная, и швыряет сумку на диван. Секунду смотрит на него, потом переводит смущенный взгляд на меня:
— Извини за квартиру.
Осматриваюсь и делаю вид, что не замечаю жуткого хаоса.
— Все в порядке.
— Это дерьмовая дыра.
— Ну да… — Голос мой упал. Я не готова к новой сваре. По правде говоря, я обессилена. На сегодня я исчерпала свой запас мелочности.
Кажется, Аманда испытывает то же самое. Понурившись, она бредет, приволакивая ноги, по грязному ковру.
— Знаешь, — начинает она, — прости меня за тот день…
— Ой, пожалуйста. Забудь, это было давно.
— Да. О'кей. — Она поднимает голову. — Спасибо.
Отлично. Мы договорились не грызться. Теперь начинаем общаться.
— Итак. — Я широко ухмыляюсь. — Какие планы на вечер?
— Уффф. — Она сбрасывает пиджак. — Был такой трудный день. Я собиралась забраться в постель.
— О! — Я упала духом.
— Но завтра я свободна, — сообщает Аманда. — Хочешь тусануться?
— Конечно! — Уверена, она не догадывается, что обеспечила мне досуг на целый день. — Может, возьмем кино напрокат?
— Хорошо бы. — Улыбнувшись, она отправилась к себе.
Через несколько минут забираюсь в постель, испытывая все оттенки счастья — сияющий желтый, теплый оранжевый, щекочущий розовый. Но вскоре наступает ночь, покрывающая все временные состояния густым темным серым цветом. Улыбка вскоре угасла, а в комнате повисла мрачная тьма, угрожающая очередной бессонной ночью.
Чертов Джейк! Проклинаю его, когда, отшвырнув простыни, отчаянно ищу заледеневшей пяткой его теплые ноги. Проклинаю, когда смутная картинка в коричневатых тонах растворяется, а вместо нее выступает лицо Симоны. Проклинаю его, когда начинает надрываться телефон в гостиной, а я так хочу, чтобы это был Джейк, и так оно и оказывается.