В темноте
Шрифт:
— Чего тут у вас?
— Понимаете, — мальчишка улыбнулся, — в общем, в час тридцать две нашим экипажем был задержан неизвестный гражданин, который в пьяном виде ехал на самокате по Суворовскому проспекту и пел матерные частушки. Назвать себя он отказался. Из денег и ценностей при нем были только часы и запонки. Сейчас он немного протрезвел, представляется Хреновым Павлом Павловичем, генеральным директором концерна «Хренгаз», заявляет о пропаже десяти тысяч долларов и требует
Иванов положил на стол бумажку с телефоном.
— Мы не брали, — вдруг совсем по–детски сказал он, — правда. Я знаю, что все думают, что в вытрезвителе…
— Успокойся дружище. — Максаков поощрительно улыбнулся Иванову и взял листок. — О, Хватман Аркадий Аронович. Серьезная личность. Не звонили еще?
Мальчишка испуганно помотал головой. Из палаты донеслись негодующие крики:
— Всех уволю! На паперть встанете, гниды!
— Что за сутки. Одни хамы вокруг. — Максаков кинул окурок в форточку и, сев за стол дежурного, начал набирать номер.
Возле аппарата стояло фото в рамочке: девушка–подросток с персидским котенком на залитом солнцем балконе. Он подумал, как чужеродно смотрится эта картинка в обшарпанных, синюшных стенах вытрезвителя, среди запахов перегара, мочи и нашатыря.
Адвокат ответил сразу. Это в пять–то утра.
— Аркадий Аронович?
— Да.
— Извините, из Архитектурного РУВД беспокоят. Фамилия Хренов…
— Задержали?! — радостно закричал адвокат.
— Задержали.
— На самокате?
— На самокате.
— Ребята! Какие вы молодцы! Только не бейте его, пожалуйста. Где вы? Я сейчас приеду.
Максаков положил трубку и облокотился на стоящий сзади сейф. Иванов вопросительно смотрел на него.
— Сейчас приедут.
— А деньги?
— Разберемся.
Он закрыл глаза. В голове шумело. Хотелось спать. Хотелось есть. Хотелось утра. Хотелось лета. Хотелось отдыха. Хотелось любви. Хотелось… Быстро добрались.
Максаков с трудом разлепил веки. Серия нетерпеливых звонков продолжалась, пока Иванов не открыл дверь. Он тоже отчаянно тер глаза. Видимо, они оба отключились на пять–десять минут. Опять противно гудели лампы. Опять нужна была сигарета, чтобы проснуться. Горло клещами сжал спазм. Максаков с трудом сделал глубокую затяжку. В легких закололо, но голова прояснилась. Он шагнул вперед.
— Здравствуйте. Моя фамилия Максаков. Это я вам звонил.
— Здравствуйте. — Немолодой усталый мужчина в очках и явно второпях повязанном галстуке протянул руку. — Хватман. Вы нам его отдадите?
— Если сможете забрать. — Максаков кивнул на палату.
— Попробуем, — улыбнулся Хватман. — Артур, давайте.
Четверо
— Беда. Как провернет хорошую сделку, так — водка из горла и самокат, — продолжал, извиняясь, улыбаться Хватман. — Уже традиция. Но сегодня от охраны оторвался.
«Костюмы» вернулись, неся закутанное в пальто существо, бубнящее страшные угрозы.
— Он пожаловался, что десять тысяч долларов у него пропало, — безразличным тоном сказал Максаков.
Хватман устало махнул рукой.
— Не десять, а три. Зато у Лавры сегодня все убогие «красную шапочку» за доллары покупают.
Максаков усмехнулся.
— Филантропия.
— Не говорите. Что мы должны за беспокойство?
— Это вон у лейтенанта спрашивайте.
— Спасибо, и еще раз извините.
— Не за что.
Во дворе было светло от фар двух мощных «блэйзеров». Максаков сел в машину. Она немножко постонала, но завелась.
«Тоже устала», — подумал он.
Глаза как туманом подернуло. Он вырулил на Бакунина и опустил стекло. Сырые сгустки ветра щекотали лицо. Теплело. Приближалось утро.
Глава 25
— Я же уже все рассказал. Я пришел. Мы поболтали. Я ушел, а он остался. Ждал кого–то в гости.
— Кого?
— Не знаю.
«Каждая сигарета дается все с большим трудом».
— Куда ты поехал?
— На Петроградскую, в клуб «Мама».
— Почему туда?
— Я уже говорил.
«Глаза то ли слезятся от дыма, то ли у них больше просто нет сил».
— Еще раз скажи.
— На концерт группы «Тупые и потные». Моя девочка их любит.
— Во сколько начался концерт?
— В пять.
«Когда ходишь, то легче — не так клонит в сон».
— Когда расстались с девочкой?
— Я же говорил: мы не встретились. Я опоздал на пять минут. Она не дождалась.
— А после?
— Народу много. Я ее не нашел.
«Вода закипела. О кофе уже думать страшно. Куда я поставил кружку?»
— С рукой что?
— Обжег. От плиты прикуривал.
— Когда?
— Сегодня.
— Где?
— У Юрки на кухне.
«Минералки бы холодной. Жаль, лимонад весь выпили».
— Брюки где запачкал?
— Я уже говорил.
— Ничего. Мы позабыли.
— В клубе с каким–то парнем сцепился. Нос ему разбил.
«Господи! Как спать–то хочется…» Он вышел в коридор и встал у раскрытого окна. Ветер превратился из колючего в мокро–нежный. Мрак редел, растворяя в себе рассветную серую дымку. Из кабинета доносился голос подхватившего эстафету Андронова.