В тени алтарей
Шрифт:
Через два дня после разговора с Варненасом Ауксе позвонила Васарису и попросила немедленно прийти поговорить о чем-то очень важном, касающемся их обоих. Васарис сразу понял, что ей уже все известно и что разговор будет серьезным, а может быть, и решающим.
Ауксе приняла его как обычно, поздоровалась так сердечно, что Васарис даже подумал, что она еще ничего не знает и хочет говорить о чем-то другом. Однако с первых же ее слов он понял, что это не так.
— Я просила тебя прийти, — начала она, — чтобы объясниться с тобою по поводу того, что произошло за последние две недели. Мне кажется, я имею на
— Да, Ауксе, знаю, — признался Васарис. — Ты услыхала от Индрулиса или от кого-нибудь еще об экскурсии по Неману в троицын день, а может быть, и о моем визите к госпоже Глауджювене.
— Спасибо, что своим признанием ты избавил меня от необходимости самой называть эти факты. Ты, конечно, понимаешь, как меня унижает и оскорбляет твоя бессмысленная ложь.
— Да, Ауксе, я с самого начала понял, что веду себя некрасиво, не по-джентльменски. Но постарайся и ты понять меня. Я ничуть не оправдываюсь, только хочу объяснить. Я и сам не знаю, зачем солгал тебе, будто еду домой, а не на пикник с госпожой Глауджювене. Она пригласила меня раньше, чем ты, и я уже дал ей согласие. Но солгал я тебе ненамеренно. Солгал как-то помимо своей воли, точно эти слова произнес за меня кто-то другой. Вероятно, я инстинктивно хотел оградить себя от объяснения, а тебя от неприятного сознания, что я вожусь с неподходящей компанией.
— Напрасно, — заметила Ауксе, — будь ты со мной откровенен, я бы не стала ревновать.
— Конечно, меня подвел эгоистический инстинкт, но согласись, что неведение часто охраняет нас от лишних опасений и подозрений. Но, повторяю, я не оправдываюсь. Может быть, у меня есть какая-то злополучная склонность прикрываться неведением даже перед самыми близкими людьми и прибегать ко лжи. Если ты мне поможешь избавиться от этого, я буду тебе очень благодарен.
— После троицы мы встречались несколько раз, и у тебя было достаточно случаев сознаться. Однако ты этого не сделал и вряд ли сделал бы, если бы я сама не начала разговора. И никогда не говори мне, что лучше не знать правды. Если один из друзей что-то скрывает от другого, то создается неравенство отношений, которое рано или поздно приводит к разрыву. Будем называть все своими именами: ложь, так ложь, неискренность, так неискренность, скрытность, так скрытность и так далее.
— Не стану отрицать, — согласился Васарис, — я поступил скверно. Но и меня и тебя должны больше тревожить не отдельные поступки, а их причины, корни. Я не согласен, что каждый дурной поступок свидетельствует о порочности человеческой натуры. Порой неведомые нам самим побуждения толкают нас на проступки. Я понимаю, что в прошлый раз, когда ты забежала ко мне с сиренью, мне следовало все тебе рассказать. Тогда сделать это было нетрудно. Возможно, мы бы даже вместе посмеялись. Однако я этого не сделал. Почему? Из ложного стыда? Или из гордости? А может быть, из трусости? Думаю, что нет. Я сам не знаю, почему. Язык не повернулся — и все.
Но Ауксе, видимо, не убедили его слова.
— Не нравится мне эта витиеватая философия, — отрезала она, — мне кажется, что ты стараешься объяснить какими-то глубокими тайными причинами свое малодушие и распущенность, чтобы только оправдать себя.
— Не знаю.
— Так слушай, я тебе скажу, почему ты не захотел рассказать мне правду и солгал. Произошло это потому, что ты тогда еще не решил порвать с госпожой Глауджювене. Да и теперь еще не решил. Правда?
Людас немного подумал и тихо ответил:
— Правда. Но разве это так необходимо?
— Ты все еще любишь ее?
— Нет, но она мне дорога с юношеских лет.
Ауксе поглядела на него сосредоточенным взглядом И, словно дело шло о самом простом, спросила:
— Ты целовался с ней после того пикника?
Первым движением Васариса было рассмеяться, прикинуться наивным, изумленным, воскликнуть: «Что ты?» Но он замялся, помедлил и, сделав над собой усилие, признался:
— Да, целовался.
Печаль затуманила глаза Ауксе. Помолчав с минуту, она сказала упавшим голосом:
— Видишь, дело здесь не в твоей лжи по поводу пикника, все обстоит гораздо серьезней. Я думаю, что и тебе ясно создавшееся положение и ты справедливо оценишь его. Гордость не позволяет мне встречаться с тобой, посколько ты связан с другой женщиной, хотя и говоришь, что любишь меня. Я еще не знаю, в какую форму выльются наши отношения, но делать из них забаву не могу. Для меня это вопрос жизни.
Она ожидала ответа, и Васарис, немного подумав, сказал:
— Хорошо. Я решил разойтись с госпожой Глауджювене.
Но не того ждала от него Ауксе. Лицо ее затуманилось еще больше, и она совсем тихо сказала:
— Боюсь, что ты решился только на словах. А чтобы выполнить это решение, нужно время, борьба с самим собой и умение кое-чем пожертвовать. Я вижу, что ты не очень хорошо разбираешься в своих мыслях и чувствах. Я хочу, чтобы ты проверил себя. Поэтому мы должны разойтись, а значит, не общаться, не встречаться долгое время, а может быть, и никогда.
— Ауксе! — воскликнул Васарис. — К чему эта комедия? Я и без того могу не бывать у Глауджювене, если ты этого непременно хочешь.
— Если ты считаешь это комедией, тем хуже. Наконец дело не только в том, что ты бываешь у нее. Поздней ты сам поймешь это.
Он ничего не ответил. Некоторое время оба обдумывали свои слова. Васарис тыкал окурком в пепельницу, а Ауксе машинально распутывала бахрому диванной подушки.
— Может быть, это и к лучшему, — наконец сказала она — что мы будем считать близкие отношения порванными. Тебе будет легче проверить себя и на что-то решиться. Тебе прежде всего нужна ясность. Иначе ты погубишь себя и свой талант.
Он хотел еще возражать и спорить, но Ауксе перебила его:
— Не говори ненужных слов. Видишь, я не сержусь, не горячусь и все это хорошо обдумала. Насколько я тебя знаю, я уверена, что поступаю правильно. Прощай, Людас. Скоро я на все лето уеду за границу. Ничего от тебя не требую. Поступай так, будто я и не существую!
— А ты? — воскликнул Васарис. — Неужели ты с легким сердцем и так жестоко выносишь мне приговор? Неужели ты все взваливаешь на меня одного, миришься с создавшимся положением и уезжаешь, словно только от меня зависит судьба наших дальнейших отношений? Это несправедливо, Ауксе.