В тени человека
Шрифт:
Лишь после нашего отъезда из заповедника мы с Гуго поняли, что совершили непростительную ошибку, позволив Флинту дотрагиваться до нас. Мы щекотали его и были в восторге от его доверчивости. Вызывала изумление и Фло, это старая дикая самка, которая настолько перестала бояться людей, что разрешала нам играть с ее младенцем. Скоро примеру Флинта последовала Фифи, а за ней и Фиган. На первых порах мы радовались, что нам удалось установить такие тесные контакты с существами, рожденными на свободе и выросшими в страхе перед человеком. Мы щекотали Фигана, боролись с ним, катались по земле, хотя восьмилетний самец был сильнее любого из нас.
Потом мы уехали из заповедника и лишь тогда поняли, что вели себя весьма безрассудно. К этому времени мы стали получать много писем с просьбами разрешить принять участие в наших исследованиях. Потенциальные возможности станции благодаря новым постройкам значительно увеличились, и расширение числа сотрудников стало теперь вполне реальным. Если уже достигший зрелости Фиган поймет, насколько слабы человеческие существа, он станет по-настоящему опасным для людей. А ведь взрослый самец шимпанзе по крайней мере раза в три сильнее любого мужчины. Поэтому мы решили в дальнейшем не допускать преднамеренных контактов между человеком и шимпанзе, так как, помимо уже упомянутой опасности, само поведение шимпанзе может существенно измениться под влиянием человека.
Во время нашего почти годового отсутствия все заботы легли на плечи Эдны и Сони, которые к этому времени вполне освоились и уже вели самостоятельные наблюдения. Конечно, у них не было недостатка в помощниках. Наша исследовательская программа значительно расширилась, и стажирующиеся специалисты могли выбрать в качестве объекта для изучения не только шимпанзе, но и павианов, и гверец. У большинства приезжавших к нам молодых людей уже были университетские дипломы. Как правило, они проводили в заповеднике около года, работая в качестве ассистентов. Мы поручали им вести самостоятельные наблюдения за определенными животными и делать записи в полевом дневнике. Они много и напряженно работали и значительно пополнили наши знания о шимпанзе. Некоторые из них оставались в лагере еще на год, выбирая в качестве самостоятельной темы для исследования один из аспектов поведения шимпанзе.
В 1967 году существенным образом изменился статус заповедника: он отошел в ведение Управления национальными парками Танзании и получил название национального парка Гомбе. На смену егерям Службы дичи пришли лесничие национального парка. Они расположились в южной части территории. При поддержке новой администрации парка мы понемногу подготавливаем еще одну станцию подкормки в южной части заповедника, легко доступную для туристов и посетителей. В течение двух лет несколько человек из числа практикантов пытались повторить мой опыт 1960 года и приучить животных из южной группы к присутствию человека. Это им в известной мере удалось, и вопрос об организации второй станции стал вполне реальным.
Вот так постепенно разросся научно-исследовательский центр Гомбе-Стрим. Чуть выше наблюдательной площадки теперь появилось восемь спальных домиков, скрытых от посторонних глаз густой растительностью; три больших строения выросли внизу, на берегу озера; неподалеку расположились еще три домика — для стажеров, специализирующихся в изучении поведения павианов и гверец. На берегу возле хижины старого Идди Матата выросла целая «деревня», в которой жил обслуживающий персонал станции. Доминик, Садык, Рашид были по-прежнему с нами, но теперь к ним присоединились и многие другие африканцы. Нельзя сказать, что условия в нашем исследовательском центре были чересчур роскошными, однако для тех, кто любил животных, увлекался нашими исследованиями и не боялся работать, они казались раем.
По-прежнему самой трудноразрешимой проблемой оставалась организация подкормки: как сделать, чтобы дележ бананов хотя бы в отдаленной степени напоминал естественную кормежку и по возможности меньше отражался на общественном поведении шимпанзе? Эти вопросы мучили нас на протяжении всех этих лет, и надо сказать, что мы не всегда решали их наилучшим образом.
В самом начале исследования обезьяны получали бананы практически в любое время, когда бы они ни пришли в лагерь. Мы были так рады возможности фотографировать и вести систематические наблюдения за отдельными индивидуумами, что не особенно задумывались над последствиями. А между тем уже тогда шимпанзе спускались в долину гораздо чаще, чем до существования станции подкормки. Но в то время в наши планы не входило проведение долгосрочных исследований, мы не думали, что задержимся в Гомбе на много лет. И стремились как можно больше увидеть и зафиксировать, прежде чем навсегда расстанемся с шимпанзе.
…Все вышло иначе. И вот через несколько лет мы поняли, что постоянная подкормка оказала определенное воздействие на поведение обезьян. Теперь они приходили в лагерь чаще обычного, большими шумными группами. Как правило, это происходило рано утром, так как ночевали шимпанзе неподалеку от станции. Но хуже всего было то, что самцы стали вести себя необычайно агрессивно. Прежде они никогда не дрались из-за бананов — часто ели из одного ящика или в крайнем случае прогоняли нежелательного компаньона, угрожая ему, но никогда не нападая.
Вернувшись в 1966 году в заповедник после окончания моих занятий в Кембридже, мы пришли в ужас при виде того, до какой степени изменилось поведение шимпанзе. Многие животные проводили в лагере весь день, слонялись взад и вперед в течение долгих часов, причем между ними то и дело возникали драки. Немалая доля вины за такое времяпрепровождение лежала на Фифи, Фигане и Эвереде.
Эти три подростка быстро научились открывать ящики с бананами — для этого достаточно было вытащить штырь, закреплявший рычаг. Трудолюбивый Хассан усложнил конструкцию, сделав резьбу внутри отверстия рукоятки и на самом штыре, так что теперь его уже нельзя было просто вытащить — нужно было отвинтить. Это помогло на несколько месяцев, но потом все та же троица нашла выход из положения, научившись вывинчивать штыри. Тогда Хассан надел на штырь плотно заворачивающиеся гайки. Но как раз перед нашим приездом Фиган, Фифи и Эверед решили и эту техническую задачу. Нужно было срочно придумать что-то новое.
Эверед обычно подходил к рукоятке, откручивал штырь, а потом с громким лаем, означавшим обнаружение пищи, бежал к ящику, который он только что открыл. Естественно, он был не одинок. К этому же ящику устремлялись все находившиеся поблизости шимпанзе, и, как правило, на долю самого первооткрывателя доставалось не больше одного или двух бананов, за исключением тех случаев, когда Эверед находился в одиночестве или же оказывался самым высоким по рангу среди присутствующих. Поэтому Эверед открывал один ящик за другим до тех пор, пока все не наедались досыта, и если после этого оставался хоть один ящик, он завладевал им. Но это случалось довольно редко. Чтобы перехитрить своих сородичей, Эверед приходил в лагерь спозаранку, видимо, надеясь, что он будет первым и сможет наесться досыта. Однако другие обезьяны тоже стали приходить все раньше и раньше.
Фифи и Фиган были гораздо хитрее. Они оба быстро уяснили, что в компании высших по рангу собратьев им все равно ничего не достанется, сколько бы ящиков ни было открыто. Поэтому они спокойно лежали рядом с Фло и выжидали, когда все уйдут. Зато как только в лагере не оставалось ни одного взрослого самца, Фифи и Фиган быстро открывали ящики по одному на каждого и приступали к трапезе. Иногда, не в силах противиться соблазну, они заранее подходили к рукоятке и раскручивали болты. Но, вместо того чтобы немедленно открыть ящик, как это сделал бы Эверед, они, придерживая рычаг одной ногой, с самым невинным видом усаживались на землю и начинали выискивать в шерсти или смотреть по сторонам — но ни в коем случае не на ящик. Однажды Фиган просидел так больше получаса — я специально засекла время.