В тени человека
Шрифт:
Вот почему Гилке в течение долгих дней приходилось довольствоваться компанией своей немолодой мамаши, которая к тому же отнимала детеныша от груди и не разрешала ей часто сосать. Термитный сезон был в самом разгаре. Олли то и дело останавливалась возле гнезд и принималась за ловлю насекомых. Она могла просидеть на одном месте в течение нескольких часов. Гилке, так же как и другим детенышам, это занятие быстро надоедало.
Нет ничего удивительного, что сочетание всех этих обстоятельств угнетающе действовало на Гилку. Предоставленная самой себе, она все чаще стала впадать в меланхолию — могла в течение долгого времени сидеть, неподвижно уставившись в одну точку и прижав пятку к паху, или начинала бесцельно отковыривать кусочки коры. Скука и отсутствие товарищей среди шимпанзе привели к тому, что Гилка нашла себе весьма странную подругу.
Впервые я узнала об этой дружбе при самых обычных обстоятельствах, наблюдая за Олли и Гилкой. Мать, как всегда, была поглощена ужением термитов, а дочь со скучающим и безразличным видом сидела рядом. Вдруг внизу в долине раздался громкий лай павианов. Услышав эти звуки, Гилка мгновенно преобразилась— стряхнула с себя сонное оцепенение, выпрямилась и залезла на дерево, вглядываясь в ту сторону, откуда доносился лай. Посмотрев в том же направлении, я увидела, что в ста метрах от нас на лужайке расположилось стадо павианов и некоторые из них бредут в нашу сторону. Гилка внимательно наблюдала за ними, потом молниеносно спрыгнула с дерева и побежала по направлению к лужайке. Олли, не прерывая излюбленного занятия, лишь мельком взглянула на свою дочь.
Вот Гилка почти добежала до поляны, но в этот момент от стада отделился и бросился ей навстречу небольшой павиан. Это была Гоблина, хорошо знакомая мне самка, приблизительно того же возраста, что и Гилка. Встреча была очень радостной: подруги прижались друг к другу мордами, обнялись и очень скоро затеяли шумную возню. Они играли, боролись, катались по земле и обменивались шлепками. Потом Гоблина обошла вокруг Гилки и, вытянув лапу, казалось, начала щекотать ей ребра. Та откинулась назад и, широко улыбаясь от удовольствия, отталкивала лапы Гоблины.
Так продолжалось минут десять. И все это время Гилка и Гоблина удивительно нежно обращались друг с другом. Потом павианы двинулись прочь, и Гоблина вприпрыжку помчалась вслед за своим стадом. Гилка проводила ее глазами и медленно вернулась к матери. Проходя мимо меня, она, все еще играя, вспрыгнула на дерево и стала раскачивать ветку, обсыпав меня дождем листьев и веточек. Потом она подошла к Олли и принялась тихонько скулить. Мать, как обычно, не обратила на нее никакого внимания, и Гилка снова залезла на дерево. Веселое и игривое настроение сменилось безразличием и апатией: Гилка опять начала бесцельно отковыривать кусочки коры, размельчать их и швырять крошки на землю.
Вообще говоря, молодые шимпанзе и павианы довольно часто играют вместе: гоняются друг за другом либо на земле, либо на деревьях или обмениваются дружескими ударами, когда один из соперников быстро нападает на другого и тотчас ретируется. Нередко эти игры заканчиваются агрессивными выпадами с той или другой стороны. Однако дружба между Гилкой и Гоблиной носила совершенно иной характер: отношения между двумя детенышами были почти всегда миролюбивыми и нежными. Подруги часто, так же как и в описанном случае, намеренно искали общества друг друга. В то время никто специально не занимался изучением павианов, но мы с Гуго давно знали Гоблину и подозревали, что она рано потеряла мать. Однажды я видела, как стадо павианов устраивалось на ночлег. Гоблина перебегала от одной самки к другой, пока наконец не свернулась калачиком возле одной старой и бездетной самки. В отличие от Гилки у Гоблины среди сородичей было немало товарищей по играм.
Странная дружба между Гилкой и Гоблиной продолжалась около года. Потом Олли с дочкой вдруг куда-то исчезли и появились в нашей долине месяцев через шесть, когда мы уже потеряли всякую надежду на их возвращение. Гоблина к тому времени выросла — у павианов период полового созревания наступает гораздо раньше, чем у шимпанзе, — и прежняя дружба не возобновилась.
Гилка же за эти шесть месяцев совсем перестала сосать грудь, и хотя она все еще повсюду сопровождала мать, отношения между ними значительно ухудшились. Олли, которая, как вскоре выяснилось, была беременна, часто без всякой причины нападала на Гилку, например начинала угрожать, если дочь приближалась к ней во время кормежки на расстояние трех метров, даже в тех случаях, когда пищи было более чем достаточно для обеих.
Меня необычайно интересовало, спят ли они по-прежнему в одном гнезде или Гилка уже отделилась от матери. Поэтому при первой возможности я постаралась выяснить это. Как-то раз Олли и Гилка дольше обычного задержались в лагере и ушли от нас уже в сумерках. Я отправилась вслед за ними. За последнее время я так много наблюдала за этими двумя шимпанзе, что они полностью свыклись с моим присутствием и почти не обращали на меня внимания. Мы бодро шли по тропе, ведущей в сторону гор. Олли и Гилка изредка останавливались, чтобы сорвать зрелые аппетитные плоды, висевшие прямо над головой, или отправить в рот горсточку листьев, а потом снова трогались в путь. Было очевидно, что они спешат попасть в какое-то совершенно определенное место.
Наконец мы вышли из лесу и стали подниматься на гребень горы. Здесь росла высокая, почти в мой рост трава. Я не видела Олли и Гилку и все время боялась потерять их, но, к счастью, похрустывание сочных стеблей под ногами шимпанзе позволяло определить их местонахождение, и я, правда не без труда, поспевала за ними. Вот Олли и Гилка опять остановились и взобрались на высокое дерево, сплошь усыпанное желтыми плодами. Кормежка продолжалась долго, я подыскала себе удобный камень, все еще хранящий солнечное тепло, и уселась на него. Прямо передо мной расстилалась величественная гладь озера. Последние лучи заходящего светила багрово-красными бликами играли на голубоватой поверхности воды, но вскоре погасли и эти отблески заката. Все вокруг потемнело, стало свинцово-серым. Тропическая ночь вступила в свои права. Смолкли пронзительные трели цикад, уступив место ночному хору сверчков. Над озером взошел тоненький серпик луны, рядом с ним зажглась яркая вечерняя звезда. А Олли и Гилка, казалось, никогда не кончат свой ужин.
Минут через двадцать они наконец слезли на землю и направились к небольшому лесочку, расположенному метрах в ста от того места, где были мы. Стоило нам войти в лес, как я тут же потеряла их из виду: нечего было и думать о том, чтобы в этой кромешной тьме различить два черных силуэта. Я прошла еще немного вдоль тропы, остановилась и прислушалась. Внезапно слева от меня раздался отчетливый хруст веток, и, повернувшись в ту сторону, я увидела на фоне все еще светлого неба очертания крупной фигуры. Через пару минут все стихло — обезьяна улеглась в гнезде.
Почти одновременно в другой части дерева послышался шорох листьев и хруст веток. Я с трудом разглядела еще один силуэт, поменьше первого: по-видимому, Гилка только что приступила к сооружению гнезда. Скоро и она угомонилась. На всякий случай я подождала еще минут десять, так как маленькие шимпанзе имеют обыкновение строить гнезда недалеко от материнского, но не ночуют в них, а перебираются к матери. Однако Гилка не шевелилась, наверное, уже уснула. Я зажгла фонарик, который всегда брала с собой, и побрела к лагерю. Возвращение в темноте по густой траве всегда заставляло меня изрядно нервничать. Фонарь был нужен мне не столько затем, чтобы освещать дорогу — для этого с избытком хватило бы луны и звезд, — сколько для того, чтобы отогнать страх. Яркое пятно света, бегущее впереди меня, казалось надежной защитой и от леопарда, и от буйвола, и от других животных, которые, как мне казалось, притаившись по обеим сторонам тропы, следят за мной. Здесь же, в магическом кругу света, где растения и предметы сохраняли привычные цвета и очертания, я чувствовала себя в полной безопасности. Возможно, мои рассуждения покажутся наивными, но лишь во тьме африканских джунглей я по-настоящему поняла, как много значил огонь в жизни первобытного человека.