В тени горностаевой мантии
Шрифт:
Прошло несколько дней, подпоручик на глаза не попадался, и Аннета стала забывать о мимолетном эпизоде на охоте. И вдруг однажды, торопясь в бани, она встретила его в парке. Молодой человек сидел на скамейке и, заметив ее, вскочил, а дождавшись, поклонился, пряча левую руку за спину. Когда он выпрямился, лицо его осветилось застенчивой улыбкой. «Ему идет, когда он улыбается, — отметила про себя фрейлина, отвечая на приветствие. — Сущий Кандид». Продолжая смущаться, молодой человек выпростал из-за спины спрятанную руку, в которой оказался маленький букетик поздних цветов. «Был в оранжерее, купил
— Здравствуйте, поручик. Вот неожиданная встреча. Она дает мне приятную возможность еще раз поблагодарить вас за спасение…
— Полноте, ваше высокоблагородие, какое там «спасение»… Мне довольно, чтобы вы не серчали на мою смелость.
«Ну, при такой решительности, любезный, крепости тебе не взять», — подумала про себя Анна и протянула руку к цветам.
— Это мне?
— Да, конечно. Только я хотел еще… — он вынул сложенный листок бумаги. — Еще вот, письмо вам. Коли вы сделаете милость и прочтете…
— Письмо мне?.. Но раз уж мы встретились, то не проще ли вам передать все на словах?
Подпоручик покраснел, опустил глаза и смешался…
— Annete! — раздался голос Екатерины со стороны мраморных терм. — Annete, где вы! Мы уже заждалися.
— Впрочем, ладно, давайте. И не взыщите. Сегодня не очень удачный день для свидания, меня ждут.
Она взяла записку, помахала подпоручику рукой и побежала по дорожке, раздумывая, куда бы пристроить до конца бани неуместный букет…
Воротившись, она поставила цветы в вазочку на камине рядом с часами, разыскала среди белья записку и, пока горничная расчесывала ей волосы, углубилась в чтение. Закончив читать, она посмеялась, но записку не выбросила, рассудив, что теперь, по крайней мере, знает имя своего спасителя — Александр Васильчиков. Она решила рассказать государыне о смешном молодом офицере и напомнить о разрешении представить его. Анна прикинула: рост подходящий, повыше среднего, лицо чистое, с простодушным выражением, все остальное узнается потом… Взгляд ее упал на трогательный букетик на каминной полке, и вдруг на какое-то мгновение ей стали противны ее мысли. Анна мотнула головой, скомкала письмо и швырнула в угол, решив не отвечать.
Однако выбросить из головы подпоручика ей уже не удавалось. Тем более что через день Серж Наскоков, юный камер-паж малого двора, [70] подкараулил ее у фрейлинского флигеля и вручил еще одно письмо. На этот раз записка была написана по-французски и состояла всего из трех строк: «Вы не ответили, не пожелали встретиться. Я это понимаю так, что вам неинтересен. Значит, такова моя судьба. Но я все равно вас люблю. А.»
Анна улыбнулась, представив, каких трудностей стоило подпоручику составить это нехитрое послание на языке, которым он владел весьма слабо, и решила подшутить, — написать длинный ответ по-французски со сложными оборотами и туманным смыслом. Но передумала.
70
Так
В Царском пошли дожди, певица итальянской труппы, которая должна была давать оперу в Эрмитаже, простудилась и была не в голосе, императрица скучала, проводя много времени в манеже. Скучали и приближенные. Несколько вечеров спустя Анна нашла у себя под дверью третье послание. Подпоручик писал: «Я все решил и клянусь, что более вы никогда не увидите меня и не услышите ни слова. Но прежде чем сие произойдет, я вас умоляю, сделайте для меня такую милость, дайте возможность увидеть и поговорить с вами. Видит бог, я не прошу и не надеюсь на большее. Искренне почитающий вас, Александр Васильчиков».
«Так, значит, он уже знает, где я живу. Что ж, тем лучше. Но что ему ответить? Завтра, кажется, день занят, послезавтра тоже… Нет, зачем тянуть? Завтра — перед Эрмитажем и, будь что будет!»
Она набросала несколько слов на листке без подписи. Позвала горничную и велела передать записку подпоручику Васильчикову.
На следующий день вечером бледный Александр Семенович Васильчиков стоял на пороге ее комнаты. Анна пригласила войти, ласково поздоровалась и спросила, чем могла бы ему служить.
— Я хочу только спросить, почему вы меня избегаете?
Анна улыбнулась и отвела глаза.
— Как видите, нет.
— Но вы что-то скрываете? — продолжал допытываться подпоручик.
— Я полагаю, что даже вам должно быть известно, что у каждой женщины есть свои маленькие тайны, которые касаются только ее.
Васильчиков опустил голову.
— Ну вот опять: «даже вам»… Конечно, я простой офицер и не так образован, как вы — фрейлина просвещенной государыни, но разве это благородно — постоянно напоминать о том человеку, который вас боготворит.
— Простите, Александр, простите, пожалуйста, je n’ai pas voulu vous vexer <Я не хотела вас обидеть (франц.).>. — Она увидела, как молодой человек напрягся, чтобы уловить точный смысл фразы. Он даже невольно пошевелил губами, повторяя про себя забытые правила. Анна тут же перешла на русский язык. — Я прошу прощения, и не сердитесь на меня. Это не со зла. Просто при дворе приходится постоянно быть начеку, чтобы отличить шутку от злословия и вовремя парировать. Это входит в привычку. Начинаешь сама говорить язвительно, даже с теми, кто того вовсе не заслуживает.
— А я не заслуживаю?
— Нет. Раз я согласилась встретиться с вами после вашего письма.
— Трех писем.
— Ну, неважно. Я хочу сказать, что и вы мне небезразличны.
— Боже, значит, я могу надеяться…
— На что?
— Заслужить вашу любовь.
— Это будет зависеть от вас.
— Ах, Анна Степановна, если бы вы меня научили… Почему одних любят, а других нет?
— Вы задаете мне вопрос, на который не ответил никто со времен Овидия. Тысячи лет философы бьются над разрешением этой загадки. И потому никогда не спрашивайте женщину, за что она вас любит. Довольствуйтесь ответом на вопрос: «Любите ли вы меня?».