В тени граната

Холт Виктория

Он совсем не повзрослел, подумала Катарина, и ей стало немного легче, потому что приятнее увидеть наивного мальчика на месте грубого мужчины.

Затем Генрих приблизился к королеве, взял ее руку и поцеловал, что вызвало громкие крики в толпе народа.

«Пресвятая Матерь Божья,— пробормотала про себя Катарина,— так мы действительно можем начать все сначала? Как будто ничего и не случилось?»

Она с готовностью пошла ему навстречу.

Громко, чтобы всем было слышно, Катарина произнесла:

— Так значит, это были вы,

Ваше Величество. Я не могла поверить, что нашелся кто-то, кто мог с вами сравниться, хотя казалось, что этот савояр и мог это сделать. Благодарю Ваше Величество за доставленное удовольствие.

Затем смело встала и, взяв в ладони его лицо, притянула к себе и поцеловала.

На несколько секунд она затаила дыхание, опасливо выжидая, но король вернул ей поцелуй, и народ разразился приветственными возгласами.

— Милая Кейт,— прошептал он,— все это в твою честь.

И тогда всем, кто наблюдал, как Генрих сидит рядом с ней и они дружески разговаривают, показалось, что к королеве вернулась частичка ее молодости.

В ту ночь они спали вместе. Им как никогда раньше был нужен ребенок. Все вернулось на круги своя, и, в конечном счете, у них был еще один шанс.

* * *

Вскоре после новогодних празднеств в Вестминстер прибыл гонец из Франции со срочной депешей для короля.

Генрих прочел ее и издал испуганное восклицание. Гонца он отправил отдыхать на кухню, а сам немедленно послал за Уолси.

— Известие! — вскричал он.— Известие из Франции. Людовик умер. Умер под Новый год.

Уолси принял это известие спокойно; он не думал, что Людовик долго проживет; для такого, как он, новая невеста не окажется эликсиром, ибо, будучи настоящим галлом, Людовик будет галантен, чего бы ему это ни стоило.

Про себя Уолси улыбнулся, представив, как этот старик пытался изобразить любовника этой юной и страстной девушки.

— Это означает, Ваше Величество, Что теперь королем Франции станет Франциск Ангулемский, если...

— Именно так,— сказал король,— если моя сестра не забеременела от короля; тогда Франциск со своим длинным носом потерпит фиаско. Ручаюсь, этот хитрый малый вне себя от беспокойства. Вообразите только! Годами он, его мать и любящая сестра сторожили старика Людовика... ждали, когда он умрет. И тут старик женится на моей сестре. «Она беременна?» «Она не беременна?» Вот прекрасная штука.

— Будем надеяться, Ваше Величество, что королева Франции беременна. Имея одну сестру королевой Франции и другую королевой Шотландии, Ваше Величество оказывается в наивыгоднейшем положении.

— Это так. Это так.

Генрих улыбнулся Уолси. Он ценил этого слугу, верно зная, что Уолси обладает тем, чего не хватает ему самому. Он называл это серьезностью. Со временем он станет таким, но сейчас он не хотел всю свою энергию отдавать государственным делам. Он обнаружил, что его не

так уж сильно занимает война, как он думал. Начиная игру, ему хотелось знать, каков будет результат. Он хотел, чтобы его отвагой восхищались. Но на войне так бывало не всегда. Даже Фердинанду и Максимилиану, этим великим воинам, по всеобщему признанию, одержавшим много побед, случалось терпеть поражение и унижение. Генрих не был готов воевать с Францией в одиночку, и причина была в том, что он опасался поражения.

Он на самом деле взрослел; несмотря на свое тщеславие и частые проявления наивности, он также был умен, и это нарушало его спокойствие духа. Этот интеллект, как и его совесть, все время давали о себе знать, нарушая его спокойствие духа.

Поэтому он был благодарен Уолси. Этот человек был гений, и Генрих мог быть спокойным; оставляя государственные дела в столь знающих руках. Он всячески показывал Уолси, как он его ценит, и тот быстро становился одним из богатейших людей в Англии — после него самого. Генрих радовался успеху Уолси и был готов способствовать ему. При виде этого человека он смягчался; гуляя по саду, он обнимал того за плечи, чтобы всем было понятно, как он уважает своего нового кардинала.

Теперь он сказал:

— Ну, Томас, что предпринять?

— Мы ничего не можем сделать, как только ждать, сир. Все зависит от того, зачала ли королева Франции наследника. Генрих кивнул.

— Моя бедная сестра! Она совершенно одна в этой стране. И ей, как вдове, придется вынести период траура, запертой в своих затемненных покоях, где она будет так несчастлива. Я должен сейчас же послать кого-то во Францию, чтобы передать мои соболезнования... моей сестре, Франциску...

— И не станем упоминать, сир, что мы здесь молимся, чтобы королева была беременна,— с улыбкой сказал Уолси.

Король громко рассмеялся и хлопнул Уолси по плечу.

— Нет, Томас, не будем об этом упоминать. Я подумал, что для такого случая посланником может быть Саффолк.

Какой-то миг Уолси молчал, и выразительный рот Генриха сжался. Уолси был благодарен, что выражение лица Генриха так изменчиво, что давало ему возможность понять желание короля еще до того, как тот его высказывал.

Саффолк! — размышлял Уолси. Королева Франции будет настоящей пешкой в искусных руках. Разве они бросят ее Саффоллку только потому, что та испытывает вожделение к этому человеку?

Он попытался проследить мысли Генриха. Это его сестра Мария, его любимая сестра, красивая и хорошенькая; умелой лестью она взрастила в брате сентиментальные чувства к самой себе и уговорила его дать ей обещание. «Если я выйду замуж за короля Франции, после его смерти я выйду за кого захочу». А Генриху было известно, кто ей нравился.

Ему хотелось теперь успокоить ее, сказать: «Послушай, сестренка, ты вдова в чужой стране, поэтому я посылаю тебе подарок, чтобы подбодрить тебя. И этим подарком будет Саффолк».