В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941–1943
Шрифт:
Так и видишь, как, сопротивляясь снежным бурям, утопая в сугробах, гонимые казаками, плетутся по дороге гренадеры. Перед моими глазами предстает образ Ларрея, как он дважды переправляется через пресловутый мост через Березину, чтобы помочь раненым. Гренадеры его знают, они уважают и почитают его и, несмотря на натиск толпы и страх смерти, с благоговением уступают дорогу седовласому человеку.
Какая сцена! Буквально видишь каждую деталь. А дальше идут слова, имеющие решающее значение:
«Если конечности согреваются при постепенно возрастающей температуре, то предрасположение к возникновению гангрены
Горе, если тот, у кого уже угасли жизненные функции в верхних частях тканей, внезапно заходил в прогретую комнату или приближался к сильному пламени. В отмороженных конечностях сразу же начинала развиваться гангрена, причем с огромной скоростью, прямо на глазах».
Именно поэтому Ларрей растирал обмороженные конечности снегом. А что же делать нам? Никто не знает.
Гренадеры маршировали по снегу все дальше и дальше, хотя их отмороженные ноги уже ничего не ощущали, но пока работали икроножные мышцы, они продолжали идти. Наконец, они дошли до бивачного костра и собрались погреться. Ларрей маршировал вместе с ними и остановился недалеко от костра. То, что происходило, он описывает так:
«Я видел, как некоторые солдаты, у которых окоченели ноги, внезапно бросались в огонь. Они больше не ощущали своих ступней и икр; от жары ткани тут же отмирали, люди беспомощно падали вперед прямо в пламя и сгорали».
Меня все сильнее охватывает ужас, я не могу читать дальше. Свеча сгорела, в холодной комнате стало темно и уныло.
Снова в пути
Семь спокойных дней, проведенных в Борках, прошли недаром. Я быстро поправляюсь и снова могу отправляться в путь.
Форстер обнаружил в одном из лазаретов в Сольцах двоих мужчин, страдающих от каузалгии – страшного состояния непрекращающихся болей, которое наступает после обморожения или ранения и может довести больного до самоубийства. Мы обсуждаем эту странную клиническую картину. Он хочет показать мне пациентов, поскольку не вполне доверяет им, боится, что они симулируют. Да и необходимость в операции может возникнуть.
Мы отправляемся в лазарет, и мне показывают страдающих больных. После обследования приходится подтвердить диагноз Форстера. Операцию нельзя проводить сразу же, первым делом надо попытаться блокировать нервы.
Мы еще беседуем. Вдруг один из хирургов между делом замечает, что у некоторых пациентов прижженные раны.
– Как прижженные? Я должен немедленно на них посмотреть. Откуда они прибыли?
Он не знает. Но дает распоряжение, чтобы раненых доставили в перевязочную. С отвращением мы осматриваем результаты этого прижигания. На мышцах отчетливо видны струпья от ожогов. Кожа тоже обожжена и покрыта пузырями. Распространяется скверный гнилостный запах, раны сильно гноятся. Омертвевшие ткани отслаиваются.
– Доктор, это просто омерзительно! Да кто же практикует такой бессмысленный,
Младший лейтенант медицинской службы приносит нам карты с историями болезней. Мы выясняем, что все эти люди поступили из одной и той же дивизии, из полевого лазарета, расположенного недалеко от Новгорода. Важная информация.
– Пожалуйста, фиксируйте все случаи ожогов! Я скоро снова приеду, – говорю я на прощание.
Голубая дивизия
Подразделения испанской Голубой дивизии маршируют через Борки по направлению к линии фронта, протянувшейся по Ильмень-озеру у Новгорода. Черноволосые испанцы одеты в новенькую немецкую униформу. Каждое орудие, прибор, каждая артиллерийская пушка сверкают новизной, но, несмотря на это, войско производит довольно странное впечатление. Худощавым испанцам не слишком подходит немецкая форма, мундиры широки, каски косо висят. Эти люди ведут себя гораздо скованнее, чем наши бравые солдаты. В лесу около Борков они делают привал. Тут же вспыхивают бивачные костры, и закутанные в войлок силуэты обступают пламя со всех сторон, чтобы согреться. До глубокой ночи они распевают свои песни.
Голубая дивизия – войско диких, отчаянных головорезов. Эти парни идут в бой не с автоматами или карабинами и не ждут, пока заработает артиллерия. Они подпускают русских поближе, взрывают перед наступающими рядами ручные гранаты, а затем выскакивают из окопов и набрасываются на русских с ножами и мачете, [24] перерезая им глотки. Кроме всего прочего, эти парни прихватывают все, что плохо лежит, и ни одно существо женского пола не может от них уберечься.
Полевой госпиталь испанцев находится к северо-западу от Новгорода на озере Ильмень. Нам нужно установить с ним связь, и я отправляюсь туда. Впервые в Шимске мы сворачиваем на север – в район, за который отвечал Виганд, – и продвигаемся по направлению к Новгороду. Вскоре машина въезжает на бревенчатый настил протяженностью двадцать километров. Поездка превращается в сплошное мучение, я чуть не теряю сознание. То и дело я вынужден просить Густеля ненадолго остановиться, чтобы мне передохнуть. Я чувствую себя из рук вон скверно. От этой тряски раздражается брюшная полость. Кроме этого, нас жестоко терзает холод.
24
Мачете – нож для уборки сахарного тростника и прорубания троп в зарослях.
Вскоре автомобиль катится по улицам Новгорода, древнего ганзейского города, в центре которого возвышается кремль с прекрасными церквями. К сожалению, большая часть зданий разрушена, даже кремль сильно поврежден. Однако вид города, за крепостными стенами которого скрываются казармы царской эпохи, по-прежнему производит сильное впечатление. Его гигантские архитектурные сооружения передают ощущение величия и могущества древней империи. Когда-то в здешнем гарнизоне располагались элитные полки.