В тени престола. Компиляция 1-12 книга
Шрифт:
Внезапно, из толпы вышел тот самый парламентер и, не приближаясь к графу, громко крикнул:
– Ты явился сюда при оружии! – Он рукой показал на рыцарей, стоявших неподалеку от места переговоров. – Твоя армия готовит осадный лагерь в лье отсюда! А мы сейчас соблюдаем Пост! Ты нарушил установления мира Божия! Ты собираешься сражаться с вассалами! Мы проклинаем тебя и отрекаемся от оммажа, принесенного тебе!..
Раздался хруст тысяч ломающихся соломинок – так восставшие публично сняли с себя оммаж.
Гильом побагровел и повернулся лицом к своим рыцарям. В это время его толкнул локтем Филипп и тихо шепнул:
– Они тоже были не без оружия…
Клитон посмотрел на восставших. Над ними медленно поднимался лес копий. Они ждали его и были готовы к сопротивлению с самого начала.
– Они и не думали идти на переговоры. – Он грустно кивнул головой. – Отходим к лагерю. Завтра поутру будем атаковать их, и брать город в кольцо осады…
Епископ Нуайона заголосил:
– Сир! Граф! Мы не смеем нарушать установления мира Божия! Придется ждать окончание Великого Поста…
– Вот незадача… – расстроился граф.
– Всего-то пару дней осталось, сир… – залебезил епископ, пытаясь выторговать время и попытаться вразумить восставших. – Я схожу в город и попробую вразумить их одурманенные грехом головы…
– Пустой номер, монсеньор. – Гильом отмахнулся от него. – Но я обещаю вам, что не извлеку меч из ножен до окончания Великого Поста.
– Благодарю тебя, сын мой. – Епископ перекрестил его. Гильом прикоснулся губами к его перчатке, усыпанной перстнями, сверкавшими разноцветьем красок.
Они разместились в лагере, отправив лишь разъезды вдоль основных дорог, с приказом задерживать всех, особенно повозки, идущие в Ипр.
Клитон нервничал, расхаживая полностью вооруженным по большой и плоской площадке холма, вокруг которого Жан де Бриенн уже заканчивал возведение лагеря, обнося пространство частоколом свежеструганных бревен.
Он то и дело щурился и всматривался в набегающую темноту короткого и размытого серостью зимнего вечера.
Филипп подошел к нему и, положив руку на нервно дергающееся плечо, сказал:
– Мой герцог, надо отдохнуть. На тебе лица нет.
Гильом скрежетнул зубами, дернул плечом и тихо сказал:
– Сволочи! А я еще думал, что они восстали по простоте душевной или по моей глупой ошибке…
Филипп мрачно нахмурился, плюнул на грязную землю вершины холма, раскисшую от слякоти и неприятно чавкающую под ногами.
– Промаринуем их с недельку, а потом тепленькими передушим… – он кивнул в сторону городских укреплений, чья хилость и невразумительность не представляла серьезной проблемы при штурме. – Лапотники разбегутся, едва в городе начнутся перебои с хлебом.
– Лапотники-то разбегутся, а рыцарство? А купечество? А ремесленники?.. – Гильом с тоской в глазах посмотрел на него. – Они-то, почему взбеленились? Им-то что я плохого сделал?!..
Филипп незаметно кивнул оруженосцам, стоявшим у подножия холма с уже готовым мясом и вином в кувшинах, чтобы они быстренько расставляли все яства в палатке Клитона, а сам ответил:
– Я и сам теряюсь в догадках.
Клитон почесал нос, испачканный грязью и глиной, зачем-то посмотрел на свои руки с грязными полосками ногтей, подумал пару минут, после чего произнес:
– Они слишком уж забаловались! Ремесленникам я и так предоставил беспошлинное право обработки английской шерсти, а они в ответ… – он раздосадовано махнул рукой.
– Пойдем, покушаем с дороги, а? – Филипп толкнул Гильома локтем в бок, указывая на походный стол, уже накрытый и сервированный едой.
– И то верно… – Гильом, понуро опустив голову, побрел в палатку.
Почти месяц прошел с кровавого и показательно-жестокого наказания восставшего Ипра. Все взрослые мужчины были повешены, а женщины и девушки подверглись ужасу насилия, погромов и всех сопутствующих прелестей торжества победителей.
Вместо того, чтобы содрогнуться и затихнуть в священному ужасе перед грядущими расправами, Фландрия, словно зачумленная, поднялась на борьбу с неправедным, как ей казалось, графом и его французскими рыцарями, ставшими олицетворением всех их бед, проблем, горестей, невзгод и напастей.
Отряд Гильома метался по стране, сжигая, карая и усмиряя мятежи, но стоило им уйти из, казалось бы, усмиренного городка или бурга, как в нем снова разгоралось пламя восстания. Искры его, попадая на благодатную почву этой вечно взбалмошной и удивительно непостоянной страны, вспыхивали снова и снова, разгораясь гигантским всепожирающим огнем, грозившим рано или поздно поглотить и самого Гильома вместе с его рыцарством.
Отряд графа медленно таял, теряя местных сеньоров, которые покидали войско, ссылаясь на глупые и несуразные отговорки вроде нежелания воевать с собственным народом.
Гильом, стиснув зубы, прощался с ними и все сильнее и крепче привязывался к оставшейся горстке франков, ведомых его другом и товарищем Филиппом де Леви.
Правда, в скорости судьба немного сменила свой гнев на милость и, повернувшись лицом к Клитону, послала ему подарок, пусть и не небольшой, но весьма кстати. Из Германии к нему прибыла группа рыцарей-наемников, всего-то человек тридцать, но, как говорится – дорога ложка к обеду. С их прибытием тяжелая рыцарская конница снова обрела свою мощь, почти достигнув двух сотен.
Жан де Бриенн, при всей его суетливости, оказался весьма толковым командиром. Он укомплектовал своих арбалетчиков буквально под завязку оружием, лошадьми для передвижения и всем необходимым для длительного автономного проживания во вражеской стране: у них были и палатки, и походные кузницы с лазаретами, и, тут Жан превзошел сам себя, даже пара передвижных мобильных жерновов для помола муки.
Гильом де Ипр, при всей его молодости, непостоянности характера и мятежности души, четко и грамотно организовал свою легкую кавалерию, добившись почти полного и беспрекословного подчинения и, самое главное, уважения со стороны брабантских и германских наемников. Даже пехотинцев и павезы для защиты арбалетчиков теперь перевозили на повозках, запряженных ронкинами и мулами, отнятыми или реквизированными под расписку графа у крестьян и усмиренных жителей.