В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора
Шрифт:
Во время деловых поездок мы посетили города Шибам и Эль-Мукалла. Шибам получил название «Манхэттен пустыни» за высоченные глинобитные небоскребы. Как архитектор, я был поражен мастерством неграмотного населения: за счет одной лишь интуиции, в сейсмической зоне, возводить без каркаса подобные постройки!..
Колорит выжженной пустыни оживляли редкие зонтичные и драконовы деревья. Их раскидистые кроны создавали густую тень, в которой, в несметном количестве, копошились все ползучие твари пустыни. Особенно много драконовых деревьев произрастало на живописном гористом острове Сокотра. Нас туда на несколько дней доставил советский рыболовецкий пароход. Остров поразил невероятным
Несколько раз в воскресные дни нас возили на роскошные пляжи в район Нью-Адена. Троица отчаянных и заядлых аквалангистов, включая меня, заплывала далеко в зону живописных рифов, кишащих рыбой. С подводными ружьями соревновались в ловкости наколоть живность на гарпун. Был случай, когда напоролись на обиталище огромных мурен. Со скоростью рекордсменов-пловцов мы умчались от греха подальше.
Незадолго до завершения командировки состоялась итоговая встреча с представителями различных местных ведомств. Особенно поразило нас выступление молодого министра нефтяной промышленности. Мы задали вопрос о результатах поисков этого стратегического сырья советскими и итальянскими геологами. Ответ был сногсшибательный. Подойдя к карте Аравийского полуострова, бравый министр ответил:
– Внимательно посмотрите на карту. Наша молодая республика находится на юге, внизу. Это значит, что вся нефть полуострова постепенно стечет к нам. Так что перспектива поисков более чем обнадеживающая.
Мы решили, что у него или крыша поехала, или он действительно считает так, как говорит. Но в любом случае дело плохо…
Замужество дочери, рождение внучки
Через несколько дней, без приключений и казусов, наш самолет приземлился в Москве. Она встретила нас неприветливо. Поздняя осень и ранняя зима находились в слякотном, сером единоборстве. Но возвращение из дальних странствий всегда радовало меня возможностью погрузиться в привычную среду обитания. Правда, порой не удавалось оповестить жену и дочь о дне и времени прилета. Кроме того, я был умудрен горьким опытом длительных задержек рейсов. И, конечно, хотел, чтобы жена меньше волновалась. Поэтому предпочитал появляться неожиданно – как долгожданный глава семьи с кучей экзотических подарков.
В это время самый серьезный сюрприз нам приготовила дочь. Выбор ее, в ходе «естественного отбора», пал на молодого, скромного и застенчивого соискателя руки и сердца по имени Евгений. Менее официально его называли Женей. С виду – рассеянный мыслитель с математическим складом ума. Так, он мог одну ногу обуть в черный, а другую – в коричневый ботинок. А в целом был добрый и вполне здравомыслящий малый.
И вот в начале 1980-х, после Московской олимпиады, наша обожаемая дочь выпорхнула из теплого родительского гнезда. Через год с небольшим молодожены подарили нам бесценное творение в образе внучки. Нарекли ее Машенькой. Это была ни с чем не сравнимая радость собственного продолжения в непрерываемой цепочке человеческого бессмертия.
Появление внучки удачно совпало со строительством кооперативного жилого дома. Он предназначался для заселения исключительно архитекторами. По закону абсурда многие из создателей прекрасных домов были сапожниками без сапог. В Союзе архитекторов мне предложили возглавить строительство в качестве председателя этого кооператива. При моей загруженности «под завязку» – почти нереальная задача! Но иной возможности помочь молодым обрести отдельный семейный очаг я просто не видел. Мой режим еще больше спрессовался в сплошную гонку без промежуточных
При строительстве дома пришлось столкнуться с многочисленными трудностями и конфликтами. У совершенно нормальных и вполне интеллигентных членов кооператива при неизбежных разногласиях появлялся звериный оскал и раздавались далеко не литературные высказывания. Но нет худа без добра. Закалка, полученная на кооперативном поприще, также помогла мне в будущем…
Итак, в один прекрасный день все перипетии строительства многоэтажного жилого дома повышенной комфортности остались позади. На равных паях с родителями зятя мы приобрели для молодой семьи двухкомнатную квартиру. Я выбрал седьмой этаж, пользуясь правом председателя не участвовать в жеребьевке (считается, что этот этаж наиболее благоприятен для проживания). Однако обживать квартиру молодые не стали: слишком далеко от родителей (как мужа, так и жены). Был найден вариант обмена с максимальным приближением к нам.
Теперь было важно не упустить шанс получить автомобиль. В те годы «железный конь» входил в число самого желанного дефицита. Союзу архитекторов по жесткой разнарядке выделили всего несколько машин. Список без конца утрясали в условиях почти кулачных боев. С туго набитым кошельком мы с Женей направились в автосервис на Вар-шавке. В зале продаж стояло несколько автомобилей отечественного производства. И все выкрашены в самый неэстетичный цвет. Женя с грустным видом пролепетал:
– Мне стыдно будет ездить на автомобиле цвета детского поноса…
Мы поинтересовались у продавца, возможны ли новые поступления машин с другой окраской. Он возмущенно окрысился:
– Вы, видать, зажрались! И эти к вечеру разберут. Берите что есть!
Пришлось образумить Женю:
– Во-первых, дареному коню, если он даже железный, в зубы не смотрят. Во-вторых, цвет каждый человек воспринимает по-своему – в зависимости от собственной испорченности. Для одних – детский понос, для других – ясное солнышко или подсолнух.
Обратно по Варшавке мы с комфортом проехали на новеньком автомобиле. Он служил верой и правдой молодой семье многие годы – вплоть до начала в Москве невиданного транспортного бума.
Дорита ушла из жизни…
Все складывалось, по скромным возможностям жизни тех лет, вполне благоприятно. Внучка подрастала, находясь в эпицентре общего внимания. Незаметно, в будничной суете и заботах, подкрался пятидесятилетний юбилей жены. Он был тепло отмечен в кругу родственников и близких друзей. Ничто не предвещало страшной беды. Она нагрянула спустя полгода после ее юбилея. Я ненадолго отлучился в ближнюю командировку – во Владимир. На второй день позвонил домой. Меня насторожил приглушенный и усталый голос жены. Следующий вечерний звонок остался без ответа. Ни свет ни заря я примчался в Москву. Жена лежала рядом с письменным столом без сознания… В больнице установили обширное кровоизлияние в мозг. Пять суток она находилась в коме. На отчаянную просьбу попытаться ее спасти в больнице Склифосовского мне с циничным безразличием ответили:
– Мы не намерены снижать показатели выживаемости за счет безнадежно больных.
Жена ушла из жизни холодным, слякотным, траурно-серым днем. Природа вместе с нами оплакивала невыносимо тяжелую потерю близкого человека. Но еще раз сработали связи: помощь оказали представители престижных организаций города. Моссовет удовлетворил ходатайство – и без бюрократической волокиты выделили еще один участок на Востряковском кладбище. И опять – удивительное совпадение! Могила оказалась почти рядом с местом упокоения бабушки Тани и ее многочисленной родни.