В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора
Шрифт:
– Моя жена очень интересуется искусством Индии. Мечтает там побывать. Все, что с ней связано, коллекционирует.
Впоследствии множество слайдов, отснятых во время моих заграничных вояжей, нашли практическое применение. Интерес к запретной «загранице» был огромен. Особенно у студентов. Поэтому я стал сопровождать занятия с ними в МАРХИ и Заочном политехническом институте показом через проектор цветных диапозитивов.
Лектор общества «Знание»
Мои лекции и сообщения стали пользоваться большой популярностью. Однажды меня пригласили на собеседование с руководством общества «Знание» [148] . В результате я стал штатным лектором – вплоть до развала Советского Союза. Периодически,
148
Всесоюзное общество «Знание» (возникло в 1947 г.), во времена СССР – крупнейшая просветительская организация страны. К началу 1990-х ежегодно читалось более 25 миллионов лекций для 280 миллионов слушателей по всему Союзу. Из бюллетеней общества «Знание» выросла еженедельная газета «Аргументы и факты».
В Москве, спустя несколько недель, произошла встреча в правлении общества «Знание». Я подумал, что предстоит экстренный выезд с очередным лекционным циклом. Один из руководителей, маститый академик с улыбкой передал мне письмо. Сначала, как водится, шли дежурные комплименты, а в конце – едкая ханжеская критика демонстрации непристойных слайдов, несовместимых с высокой моралью нашего общества. Письмо подписала группа престарелых ортодоксальных коммунистов. Академик посоветовал мне впредь быть осмотрительнее. Я не удержался и поведал ему, как чуть не погорел на таможне из-за древних богов. Он рассмеялся и указал на внушительную пачку писем со схожим содержанием. При этом добавил:
– Как покупатель, так и слушатель, тем не менее, всегда прав. Аудитория аудитории – рознь. Бывают глупейшие проколы и у опытных лекторов. К примеру, в тот же Глазов мы направили известного экономиста. Его засыпали многочисленными вопросами. И этот умнейший ученый брякнул во всеуслышание: «Больно много вы хотите услышать за те гроши, которые мне платят за лекции». После такого непростительного заявления мы вынуждены были с ним попрощаться.
Американская тема являлась самой востребованной. В то же время здесь легче всего было проколоться. Поэтому даже матерые лекторы, побывавшие в Штатах, наотрез отказывались «скользить по острию ножа». Проще было тем, кто красноречиво и доходчиво пересказывал увиденное, безнаказанно добавляя ложку меда в бочку дегтя. Я нашел удобную и дипломатичную форму уходить от опасных вопросов. К примеру, меня просили поделиться своими впечатлениями о США представители органов государственной безопасности. Люди с погонами полковников (и даже выше!) с нарочито добрыми улыбками говорили примерно одно и то же:
– Нам можно доверять: расскажите, пожалуйста, то, что вы не рассказываете широкой аудитории.
Такие подкупающие, сладкие слова сразу заставляли меня быть настороже. В сущности, они были рассчитаны на доверчивость или наивность лектора. Для подобной категории слушателей мой ответ был предупредительно-вежлив:
– Мое выступление не выходит за рамки общих и профессиональных впечатлений о городах, традициях и людях Америки. Любую другую информацию, как и вы, черпаю из наших официальных внутренних источников.
Более раскрепощенно я разнообразил досуг отдыхающих в своем любимом пансионате «Березки» на берегу Пироговского водохранилища (он относился тогда к системе Госстроя Союза). Была возможность приобретать семейные путевки, включая родственников и друзей.
Временами из Финляндии приезжали сестра
В один из традиционных зимних заездов в пансионат мы, всей гурьбой, пошли на лыжную прогулку. Навстречу, с крутой горки, с визгом неумело неслась девушка. Я попытался ее перехватить, чтобы удержать от падения. Со всего маху она навалилась на меня. Мы со смехом грохнулись в сугроб. Но когда поднялись, мне было уже не до смеха: невыносимая боль в правой руке, висевшей как плеть. К счастью, среди лыжников оказался врач-травматолог. Он ловко вправил руку, хотя определил сильнейшее растяжение с подозрением на разрыв сосудов. Позднее выяснилось, что с сосудами все нормально. Однако рабочая правая рука долгое время после этого доставляла мне сильный дискомфорт. Физиотерапия оказалась малоэффективной.
Болезнь и кончина мамы
Настораживало состояние мамы. Она миновала семидесятилетний рубеж. Сохранила завидную для этого возраста подвижность и подтянутость, в отличие от расплывшихся вширь сверстниц. Однако ее ожидал страшный диагноз – онкология. Даже назвали предельный срок жизни – полтора года. В это время меня оформляли в очередную, довольно длительную командировку на Кубу. В связи с непредсказуемой бедой я отказался от заманчивой командировки. По фатальному совпадению безнадежный недуг мамы, как это ни парадоксально звучит, сохранил мне жизнь. Самолет, которым я должен был в назначенный день вылететь на Кубу, при посадке в Гаване потерпел крушение [149] . Об этом лаконично поведали на последней полосе газеты «Правда» и «Известия».
149
Катастрофа произошла утром 27 мая 1977 г. При заходе на посадку разбился Ил-62М компании «Аэрофлот», выполнявший международный рейс SU-331 (Москва – Франкфурт-на-Майне – Лиссабон – Гавана). В катастрофе погибли 57 пассажиров и все 10 членов экипажа. Выжили только 2 пассажира, находившихся в заднем, третьем салоне: мужчина из Советского Союза и женщина из ФРГ.
Я пережил тяжелейший психологический шок от наложения одной грядущей катастрофы на другую, не произошедшую за счет первой. Невольно из глубин памяти всплыло схожее событие, связанное с пребыванием в Индии. После переговоров мы возвращались из Калькутты в Дели с пересадкой в Бомбее. Рейс задержался на несколько часов. Едва мы, опоздав, прилетели в Бомбей, как были ошарашены известием, что наш пересадочный самолет разбился на пути в Дели. Мы испытали сильное потрясение. По счастливой случайности удалось проскочить хрупкую грань между жизнью и смертью. В благодарность в Дели, в храме Лакшми, мы зажгли свечи.
Врачи оказались правы: маме было отмерено только полтора года. Последние несколько месяцев жизни она находилась у Яны в Хельсинки. Я взял отпуск, чтобы также находиться рядом. И когда отпуск закончился, в январе 1978 года в тяжелом душевном состоянии распрощался с ней. Матти отвез меня на вокзал. За считаные минуты до посадки в поезд Хельсинки – Москва по радиосвязи объявили о кончине мамы. Яна успела позвонить на вокзал и попросила предупредить меня, чтобы я остался; это было тотчас сделано на финском и русском языках. В пределах одного часа между прощальными объятиями и отъездом произошел ее уход в вечность. Я возвратился, чтобы вместе с сестрой разделить наше горе и прикоснуться устами к похолодевшему лбу самого теплого на свете человека…