В тихом омуте
Шрифт:
Почтальон снял фуражку и почесал в затылке.
– Дождевой червяк? – переспросил он. – Что ж, давайте взглянем на него.
Полуживой червяк был торжественно извлечен из кармана Грега и осторожно положен на ладонь почтальона.
– Гляди-ка, что придумал, смышленый малый. Честно признаюсь, еще ни разу в жизни никто не дарил мне дождевого червя.
– Вы позаботитесь о нем? – с беспокойством спросил Грег.
– Будь уверен. Я, пожалуй, снесу его в свой сад, он там найдет других таких же червей, с которыми будет играть. Я слышал, что для червяка ничего нет хуже одиночества.
– А откуда вы знаете, что он повстречает таких червяков, с которыми захочет играть?
– Они
– Когда-нибудь мы сможем пойти с вами и тащить вашу сумку?
– Когда-нибудь сможете, конечно. Пока, ребята.
– Пока.
Мальчики проводили почтальона глазами, пока он не завернул за угол, после чего направились к дому. Обычно на этом этапе они спешили, так как сознавали всю важность процедуры передачи почты матери или миссис Браунинг. Но в это утро они еле тащились, то и дело оглядывались на ворота, будто надеялись, что почтальон вернется и возьмет их с собой.
У входной двери их дожидалась мать.
– Как много почты. Должно быть, тяжело ее нести.
– Я мог бы снести всю сумку, – заявил Грег, – если бы захотел. Он сказал, когда-нибудь я смогу это сделать.
– И я тоже, – запротестовал Марв. – Он сказал, что мы оба сможем.
– Я уверена, это будет чудесно, – сказала Эстер и начала просматривать почту, складывая счета в одну сторону, рекламные листки – в другую. Письмо было только одно.
Эстер долго смотрела на знакомый почерк на конверте. Потом сказала холодно и спокойно:
– Теперь, мальчики, вам лучше пойти к Энни.
Их испугал тон ее голоса, им не верилось, что мать может так говорить с кем-либо из них или с обоими сразу.
– Ненавижу Энни! – закричал Марв. – Я не хочу...
– Делай, что я сказала, Марвин.
– Нет! Не хочу! Ненавижу Энни!
– И я ее ненавижу, – сказал Грег. – Мы научим новую собаку кусать ее.
– Р-р-гав!
– Гав, гав! – Она кусает Энни.
– Гав, гав! – Кусает старого Рудольфа.
– Прекратите, – сказала Эстер. – Ну, пожалуйста, будьте хорошими мальчиками.
– Гав, гав! – Всех перекусала.
– Кроме нас.
– Гав!..
– О, Господи! – воскликнула Эстер, повернулась и, пробежав через вестибюль, скрылась в библиотеке.
Ее поспешное бегство и громкий стук захлопнувшейся двери на мгновение озадачили мальчиков. Потом Марв полувопросительно произнес:
– Гав?
– Да заткнись ты. Как маленький. Заткнись.
Марв заплакал:
– Хочу к маме. Хочу к моей мамочке.
Письмо со штемпелем Коллингвуда было адресовано Эстер и написано рукой Рона. Она заранее знала, что новости печальные, и старалась подготовить себя, воображая худшее: Рон покинул ее ради другой женщины и не вернется.
Она оказалась права только наполовину.
"Дорогая Эстер! Ты, возможно, уже знаешь правду: Телма ждет ребенка от меня. Не стану оправдываться и что-то объяснять, не могу. Так уж случилось – вот и все, что я могу сказать. До сегодняшнего вечера я не знал о ребенке. Это было для меня страшной неожиданностью, слишком страшной, чтобы я мог ее выдержать. Господи, что я сделал тебе и Гарри!
Я не прошу у тебя прощенья. Зато обещаю, что впредь уже ни тебе, ни кому-нибудь еще не причиню зла. Не гожусь я для жизни. Я болен разумом, телом и душой. Да поможет мне Бог.
Рон"
Эстер не упала в обморок, не закричала, не разразилась рыданиями. Она стояла окаменелая;
Она не заметила, как дверь открылась, а когда подняла глаза и увидела Энни, никак не могла сфокусировать взгляд. Энни как будто расплывалась в тумане, казалась далекой и окруженной гектоплазмой.
– Миссис Гэлловей!
– Пожалуйста, не... не беспокойте меня именно... именно сию минуту.
– Но я ничего не могу поделать с мальчиками. Оба точно одичали, визжат, хохочут и продолжают свое. А Марвин только что укусил меня. – И Энни показала пораненное запястье. – Я не уверена, но мне кажется, они чем-то заболели. Может, вызвать врача?
– Хорошо.
– Да и вы плохо выглядите, миссис Гэлловей. Может, и вы заболели с ними вместе? Не могу ли я что-нибудь сделать для вас?
– Можете, – сказала Эстер. – Позвоните в полицию.
– В полицию?
– Я получила письмо. От мужа. Думаю, он покончил с собой.
Марвин вприпрыжку вбежал в библиотеку с визгом: "Гав, гав, гав!"
У Эстер вырвалось рыданье, она обернулась, взяла мальчика на руки и крепко прижала к себе. Слишком крепко. Марвину показалось, что ему не остается ничего другого. И он укусил мать.
Глава 13
В то время, когда сыновья Рона и Эстер Гэлловей дожидались почтальона у ворот своего дома в Торонто, Агги Шанц направлялась в маленькую сельскую школу в окрестностях Мифорда. Зимой Агги всегда ходила по дороге из-за того, что снежные заносы не позволяли из любопытства сделать крюк, это было рискованно и почти невозможно. Но сейчас уже наступила весна, и снег оставался только в расселинах скал и в дуплах деревьев, куда его намело зимой.
Агги была тихая девочка одиннадцати лет от роду. В школе отличалась примерным поведением, дома была послушна, и никто никогда не подумал бы, какая страсть к приключениям таилась под каштановыми косами и черной шапочкой и какими непоседливыми были ее обутые в парусиновые галоши сапоги. Агги росла в семье меннонитов [6] , связи которых с внешним миром были весьма слабыми, а когда надо было съездить в церковь или на другую ферму, запрягали лошадь в кабриолет. Агги мечтала о большом мире. Когда на уроке географии она смотрела на карту, голова ее начинала кружиться, оттого что она думала о сотнях и тысячах мест, где хотела бы побывать. И это все были места с эпитетами в превосходной степени – самая высокая гора, самый большой океан, самый крупный город, самая холодная страна, самая жаркая пустыня, самый высокий водопад, самые стремительные пороги, – Агги собиралась увидеть их все по очереди.
6
Меннониты – одна из христианских религиозных сект, отличающаяся аскетизмом.
Хотя мечты ее были сумасбродными, планы побега показывали здравый смысл и изобретательность. Живя в деревне, она достаточно знала о лошадях, чтобы посчитать их слишком медленным и несовершенным средством передвижения. Лошадей надо кормить, поить, устраивать на ночлег и отдых, расчесывать им гривы. Поезда и автобусы тоже не годились, потому что у Агги не было денег. И она обращала взоры к озеру, смотрела на флотилии рыбацких баркасов, на проходившие вдали грузовые суда – ведь они такие огромные, что никто и не заметит маленького пароходного зайца. Ее было не оторвать от озера, она прочесывала его взглядом постоянно, словно спаслась после кораблекрушения на необитаемом острове и ждала, голодная и замерзшая, помощи оттуда.