В тихом омуте
Шрифт:
– Какая жалость! Так приятно поговорить с вами, Гарри. Я уже много недель не чувствовала себя так хорошо. И мне так хотелось бы, чтобы вы не торопились.
– Очень жаль, но мне надо ехать домой.
– Домой. Да, конечно. Я позабыла, что вы теперь женатый человек. И боюсь, не соблюла правил хорошего тона. Как поживает ваша жена?
– Телма в добром здравии, благодарю вас.
– Телма. Какое красивое имя, оно к ней подходит как нельзя лучше. Да, кстати, забыла сообщить вам, что еще сказал Рон. Я не могла этого понять. Может, вы поймете.
– Попытаюсь.
– У него вроде бы сложилось впечатление, что он каким-то образом причинил вам зло. Сейчас я постараюсь вспомнить его слова. Ага, вот: "Я совершил нечто ужасное по отношению к Гарри и очень сожалею об этом. Пусть он знает, что я об этом сожалею". Вам понятно, что Рон этим хотел сказать?
– Нет.
– Ну, хотя бы в общих чертах.
– Нет, совсем ничего не понимаю. – Гарри встал, лицо его застыло, словно картонная маска, и он боялся, как бы она не треснула, если он шевельнется хоть одним мускулом. – Я не знаю, что он имел в виду.
– Как странно, не правда ли?
– М-да. Странно.
– Я не должна задерживать вас своей болтовней.
Дороти протянула руку, и Гарри взял ее в свою точно так же, как при встрече, но на этот раз ему хотелось сжать ее изо всех сил, чтобы услышать, как хрустнут ее косточки. – Что с вами, Гарри? Вы так побледнели.
– Нет, нет, ничего.
– Ну что ж, сердечный привет Телме. Счастливый вы человек, она очень привлекательная молодая женщина.
– Да. Прошу передать вашей матушке, что я откланиваюсь.
– Разумеется. Очень мило, что вы пришли, Гарри. Надо бы нам встречаться почаще.
Они наскоро попрощались, и Гарри вышел в прихожую, оставив дверь в покои Дороти открытой, как она была, когда он входил.
Лучше бы Гарри закрыл ее. Пока он шел по лестнице, до него всю дорогу доносились из башни звуки, похожие на кудахтанье.
Благородная отрыжка принцессы после праздничного пиршества. "Чтоб она задохнулась от этого смеха!" – подумал Гарри.
Глава 11
Мариан Робинсон, старой деве, решившей когда-то не выходить замуж до тридцати лет, теперь уже было далеко за сорок, и вопрос о замужестве давно был решен независимо от ее воли. Мариан отнеслась к этому печальному факту, как все старые девы: она возненавидела всех мужчин священной для нее ненавистью. Собирала вырезки из газет и журналов о мужчинах, которые убивали, соблазняли, крали детей с целью получить выкуп, избивали жен, мучили кошек или совершали десятки других действий, которые она считала недопустимыми. Таким образом, Мариан пребывала в состоянии духа, весьма благоприятном, для того чтобы на время приютить Телму, когда та позвонила ей и попросила об этом.
Для Мариан подобная просьба означала лишь одно: Телма наконец-то поняла, что муж ее – грубая скотина, развратник или, на худой конец, пьяница, и бедняжка нуждается в убежище. Квартирка Мариан была невелика, в стенном шкафу не хватало места, да и с постельным бельем было туго, но ради такого благого дела, как расторжение брака, Мариан была готова на любые жертвы. Когда Телма появилась в ее доме и заявила, что Гарри не грубая скотина и даже не пьяница, Мариан не выдала своего разочарования, лишь приняла две таблетки аспирина и выпила чашечку крепкого горячего чая.
Телма не поведала Мариан ни о своей беременности, ни об окольных путях, какими пришла к такому состоянию. Сказала только, что они с Гарри малость повздорили.
После легкого ужина на кухне Мариан мыла тарелки, а Телма их вытирала, когда раздался звонок у входной двери.
– Я никого не жду, – сказала Мариан, – а ты? Телма с безразличным видом покачала головой.
– А ты не думаешь, что приперся этот самый твой муж? Я ему ясно сказала по телефону, что ты встречаться с ним не желаешь. – Она вытерла руки о передник. – Ладно, пойду и выдам ему, что положено, я это умею...
– Нет, Мариан, не надо. Я сама открою. А ты посиди тут, выпей еще чашечку чаю, тебя это подкрепит.
– Да незачем мне подкрепляться, – решительно заявила Мариан. – Это о тебе надо беспокоиться, ты выгладишь, как приведение.
– Хватит у меня сил уладить любое дело. А ты сиди здесь и обо мне не беспокойся.
Мариан никогда не сказала бы об этом открыто, но она испытывала своеобразное удовольствие, когда кто-то решал за нее, что делать. Это разнообразило ее жизнь, ибо она уже двадцать три года работала в страховой компании и только отдавала распоряжения. Под ее началом трудилась дюжина девушек. Мариан знала, что ни одна из них ее не любит, те, что помоложе, за глаза высмеивали ее, прозвали Старой Фижмой, и все питали надежду, что когда-нибудь она упадет и сломает ногу. Мариан знала, что без нее вся контора пойдет прахом, и поэтому старалась не падать и продолжала отдавать распоряжения, не заботясь о том, снискает она расположение своих сотрудниц или нет. Раньше она не обращала на Телму особого внимания, но теперь подумала, как непохожа Телма на ее подчиненных: неглупа, не трусиха, очень мила и женственна.
Мариан налила себе третью чашечку чая и села за кухонный стол, чтобы насладиться этим напитком. Она вовсе не собиралась подслушивать, Боже сохрани, но в маленькой квартирке любой звук слышен отовсюду на удивление отчетливо.
Когда Телма открыла дверь, Гарри не стал дожидаться, пока его пригласят войти. Ворвался в квартиру, как сверхнастырный коммивояжер, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной, приняв таким образом вызывающую позу и как бы приглашая Телму попробовать выставить его за порог.
Он выглядел так смешно, что Телма готова была рассмеяться, но она знала, что смех ее может перейти в слезы. Эти два вида проявления чувств тесно переплелись в ее душе, и Телма не могла дать волю одному, не задев другого. Поэтому она спокойно сказала:
– Зря ты сюда пришел.
– Я должен был это сделать.
– А я просила тебя подождать. Сейчас я не могу... не чувствую себя подготовленной к тому, чтобы разумно обсуждать с тобой что бы то ни было.
– Что ж, можешь говорить неразумно.