В тине адвокатуры
Шрифт:
— Зачем, к чему вы беспокоитесь, я ее сиятельством и так довольна, — отнекивалась она.
— Говорю вам, возьмите… — настойчиво повторил он, вкладывая в ее руку бумажку и пододвигаясь к ней ближе, та торопливо отодвинулась.
— Благодарю вас, не надо бы совсем… и я так… — бормотала она, пряча бумажку в карман.
— Э, да вы недотрога-царевна! — пододвинулся он к ней снова.
— Какой же ответ-с? — снова попятилась Стеша.
Николай Леопольдович взял ее за талию. Стеша вырвалась.
— Оставьте, не шалите,
— Отчего же нельзя? И зачем вы, такая хорошенькая, ходите по чужим поручениям?
— Как же, ее сиятельство… Что же прикажете ответить? — снова забормотала она, очевидно не поняв вопроса.
— Ее сиятельству скажите, что хорошо. В в другой раз милости просим ко мне и без поручений. Поняли?
Стеша сверкнула на него плутовскими глазками. Он схватил ее в охапку и поцеловал.
— Ай! — взвизгнула она и, выскользнув как змейка из его объятий, убежала.
«Не уйдет! — подумал он, затворяя дверь. — А ее сиятельство — молодец! Быстро обо всем озаботилась. Надо будет переговорить с ней обо всем серьезно».
Он уселся за книгу и читал вплоть до ужина.
К ужину княжна не вышла, княгиня вопросительно посматривала на Николая Леопольдовича.
Тот ответил ей полуулыбкой.
Поужинали довольно быстро и почти молча, так как княгиня не поддерживала разговор, а игроки спешили к недоконченной пульке.
Вскоре все встали из-за стола и разошлись, пожелав княгине покойной ночи.
Княгиня отправилась к себе.
Николай Леопольдович спустился вниз, где застал Петра.
— Ступай спать, я разденусь сам, — сказал он ему.
Петр ушел и он запер за ним дверь; когда в коридоре затихли его шаги, он снова отпер дверь и стал ждать.
Прошло не более получаса, в коридоре послышались крадущиеся шаги, дверь отворилась и на пороге появилась с маленьким потайным фонарем в руках Стеша.
— Идите! — недовольным голосом сказала она.
Гиршфельд потушил свет, запер дверь снаружи, положил ключ в карман и последовал за своей путеводительницей.
Они поднялись на парадную лестницу, прошли обширную переднюю, громадную залу, вступили в коридор и очутились перед лестницей, ведущей на антресоли.
Коридор и лестница были устланы мягкими коврами, так что шагов не было слышно, но Николай Леопольдович все продолжал с осторожностью ступать по полу, из головы у него не выходил стих Пушкина:
Трепещет, если пол под ним Чуть заскрипит.Ему стыдно было сознаться, что он трусил, но он трусил. Поднявшись на лестницу, он очутился в небольшой комнате с двумя дверями.
Одна дверь, противоположная входу, была задрапирована какой-то персидской материей.
Стеша подняла портьеру и отперла дверь.
— Пожалуйте! — произнесла она и быстро скрылась в не задрапированную дверь направо.
Он перешагнул порог и портьера опустилась.
Он очутился в темноте и стал положительно в тупик. Только через несколько минут он сообразил, что стоит перед второй портьерой, откинул ее и вошел в будуар Зинаиды Павловны.
В то же самое время между портьерами появилась Стеша, вышедшая из маленькой двери в стене, заперла дверь на ключ и скрылась в ту же дверь.
Какое-то странное чувство охватило Николая Леопольдовича.
Панический страх обуял его.
Нелепая мысль о возможности западни мелькнула в егой голове.
Ему чудились сзади мелкие шажки князя.
Господствующий в будуаре странный полумрак усиливал впечатление.
XVII
В будуаре
Будуар княгини Шестовой резко дисгармонировал с обстановкой остальных княжеских апартаментов, убранных хотя и роскошно, но с тою неуловимою аристократической сдержанностью, при которой самая безумная роскошь не представляет из себя ничего кричащего, ничего бросающегося в глаза.
Помещение же княгини, напротив, страдало всеми этими недостатками и напоминало собою будуар модной кокотки высшего полета.
Громадный пунцовый фонарь на золоченых цепочках спускался с разукрашенного причудливыми гипсовыми барельефами потолка и полуосвещал обширную комнату, сплошь затянутую пунцовой шелковой материей и устланную такого же цвета пушистым ковром.
Во весь громадный простенок между двумя окнами, с тяжелыми, как и на дверях, портьерами, вделано было в стену от пола до потолка громадное зеркало.
Масса самой разнообразной и оригинальной мебели, этажерок со всевозможными безделушками и objets d'art, совершенно загромождали комнату, придавая ей вид скорее магазина, bric a brac, чем жилого помещения.
С левой стороны находилась громадная арка с приподнятой на толстых шнурах портьерой, открывавшей вид в следующую комнату-альков, всю обитую белой шелковой материей. В глубине ее виднелась пышная кровать, а справа роскошный туалет, с большим овальным зеркалом в рамке из слоновой кости. Альков освещался молочного цвета фонарем, спускавшимся из центра искусно задрапированного белоснежным шатром потолка. Пол был устлан белым ангорским ковром.
Зинаида Павловна, в капоте из легкой шелковой материи цвета крем, полулежала на кушетке, с папиросой в руках.
Озаренная царившим в будуаре каким-то фантастическим полусветом, она была более чем эффектна.
Увидав вошедшего Николая Леопольдовича, она сделала радостное движение.
Он подошел к ней и с чувством поцеловал ее руку.
— Наконец ты здесь и мы одни! — томно сказала она, ще-луя крепко его в лоб.
— Садись… — подвинулась она на кушетке. Он сел.
— Ты уверена в Стеше? — тревожно спросил он.