В тине адвокатуры
Шрифт:
Страстная же натура, она хотела жить, а жизнь не давала ей этой жизни.
В таком страшном состоянии душевной и телесной борьбы, дошедшей до своего апогея, выехала она со своим двоюродным братом из Москвы, куда приехала по вызову Зинаиды Павловны, в Шестово, в то лето, когда в нем, в качестве учителя князя Владимира, должен был появиться Николай Леопольдович Гиршфельд.
Расстроенная, она даже не заехала в Т. к отцу, решив погостить у него несколько дней по возвращении из деревни.
Возвращавшаяся почти вслед за ней, княгиня рассказала ей, о найме ею
Она не уважала тетку и не могла допустить и мысли, что они сойдутся во вкусах.
Напротив, похвалы княгини поселили в ней заранее предупреждение к имеющему прибыть в усадьбу новому лицу.
«Какой-нибудь пошляк и вертопрах!» — подумала Маргарита Дмитриевна.
И вдруг является Гиршфельд и с первого дня знакомства приковывает к себе ее внимание, почти влюбляет ее в себя. Было над чем призадуматься.
«Надо рассмотреть его поближе и повнимательнее!» — решила Маргарита Дмитриевна, возвращаясь в свою комнату.
XIX
Рыба клюет
Дне шли за днями. На дворе стояло жаркое лето. Прошел июнь. Наступил июль с его зноями.
Со своим учеником, князем Владимиром, Николай Леопольдович почти не занимался.
На другой день после приезда, он было засадил его утром за книги, но в классную явился князь Александр Павлович.
— Учиться в такую жару, да Бог с вами, Николай Леопольдович, вы и себя измучаете, да и мальчишку моего совсем замучаете. Ребенку надо летом на зиму здоровьем набираться, на солнышке печься, мускулы беганьем развивать, а он его за книгу. Бросай, Володя, книжки под стол! Кати, брат, в сад, в поле!
Князь Владимир, хотя и просиял, но не решился буквально исполнить приказание отца, с тревогой погладывая на учителя.
— Да ведь надо же заняться! — попробовал отстоять тот свои права.
— Надо заняться! — передразнил его князь. — Успеете: ученье не медведь, в лес не убежит, а вот здоровье как он, да вы потеряете, никакой наукой не вернете. Так-то.
Князь фамильярно потрепал его по плечу.
— Убирайте книги! — с улыбкой обратился Гиршфельд к Володе.
Тот с радостью бросился исполнять приказание и, уложив книги в шкаф, моментально исчез за дверью.
— Ишь, как быстро от вашей науки стрекача задал! — засмеялся князь. — Пойдемте-ка лучше, я вам покажу, какие у меня центифольумы распустились.
Николай Леопольдович последовал за ним в оранжерею.
Ученье таким образом было заброшено, а князь положительно не расставался с Николаем Леопольдовичем, все более и более привязываясь к нему и открывая с каждым днем в нем все большие достоинства и массу знаний.
Заметив, что Гиршфельду нравится княжна, он, как и предсказал Николай Леопольдович, даже поощрил:
— Приударьте, приударьте, от нечего делать, но не втюрьтесь серьезно. Жениться на такой «шальной», лучше прямо в петлю, да и не пойдет, потому княжна, хоть и бесприданница.
Гиршфельд, для вида, стал разуверять князя. Тот пригрозил ему пальцем.
— Не
Всесторонние познания в новом учителе были открыты князем при следующих обстоятельствах. Во время прогулок их вдвоем, князь давал ему объяснения, каким образом он подводил на дом лепные карнизы, как выводил и выращивал те или другие редкие растения, чем лечил борзых и гончих. Забывая на старости лет о данных им уже объяснениях, которые Николай Леопольдович твердо старался завомнить, князь возвращался снова к тому же предмету.
— А как вы думаете сделал я то-то и то-то?
— Очень просто, — невозмутимо отвечал тот и повторил уже раз данное князем объяснение.
— Так, так, и откуда это вы знаете? — удивился князь. — Вот, батюшка, Бог послал мне учителя! Клад, а не учитель! Все знаете, специально все знаете, — повествовал Александр Павлович о Николае Леопольдовиче, конечно в его отсутствии, приезжавшим гостям.
Те внимали его повествованиям. Многие, впрочем, лукаво улыбались.
— Парень-выжига, не даром из жидов, старику в душу без мыла лезет. Посмотрите, добром это не кончится! — пророчил подвывавший Август Карлович.
Впрочем, все старались наперерыв быть любезными с Гиршфельдом, видя, что это очень приятно самому князю.
Подозрения относительно княгини и молодого учителя, возникшие по примеру прежних лет, в уме ревнивого Александра Павловича, совершенно исчезли.
Он видел, что Николай Леопольдович все вертится около княжны Маргариты и, кроме того, раз днем он поймал на пороге его комнаты Стешу.
— Где была, егоза? Вишь, к учителю затесалась, губа не дура, мужчина молодец.
Та быстро юркнула мимо него и убежала.
— Накрыл, накрыл! С поличным, друг любезный, попался! — вошел он в комнату Николая Леопольдовича.
— Что, с каким поличным? — не на шутку перепугался тот, схватываясь за карман, где хранился бумажник с записками княгини.
— Стешку к себе прикормил! Вот, скажу, молодец, так молодец. Девчонка угар! У княжны, не пообедаешь, а тут коротко и просто.
У Николая Леопольдовича отлегло от сердца. Он притворился сконфуженным.
— Нечего конфузиться! Быль молодцу не укор. Все мы люди, всё человеки! Сам был молод, все знаю! — смеялся князь.
— Она так забежала, письмо просила написать.
— И не впопад: она грамотная.
— Я не знаю, в таком случае, зачем ей? — запутался Николай Леопольдович.
— Знаем мы эти письма, сами писывали. Да ничего, говорю, хвалю, молодец.
Князь продолжал хохотать от души.
Получив согласие княгини Зинаиды Павловны на усиленное ухаживание «для вида» за княжной Маргаритой, Гиршфельд на другой же день начал свои тонкие подходы к княжне.
Прекращенные, по воле князя, занятия с маленьким князьком, раннее удаление князя Александр Павловича «на боковую» оставляло ему массу свободного времени.