В тот день…

Вилар Симона

Радко неспешно вставил факел в кольцо на стене сруба. Присел на корточки.

– Рассказывай давай. До рассвета у нас есть время.

Яра даже не поверила сперва. Неужто выслушает? Это он, который и брата, и любимой лишился, причем, как все считали, по вине ключницы. Но вон же, смотрит, ждет. А как рассказать? Не была Яра мастерицей рассказывать. Но придется.

Она собралась с духом, обхватила колени, уставилась на мерцающий огонь факела. На самого Радко взглянуть не могла – опасалась, что на его таком внимательном сейчас лице вдруг отразится недоверие и он снова станет суровым и непримиримым.

– Я часто замечала, что Озар лжет по мелочам, вроде как оговорится по случайности,

незначительно. Ну мало ли, думала я тогда. А когда он вернулся от Златиги и взобрался в терем по резным столбам гульбища, то заверил меня, что дом был на запоре. Забраться по опорам гульбища такому, как он, нетрудно было. Ты сам видел, какой Озар ловкий, когда он лазил за телом Тихона. Однако, как оказалось, той ночью, когда ты покинул усадьбу, сам терем не был на запоре. Обычно я засов опускаю, но тогда Творим поздно уходил от госпожи, а я к тому времени уже у себя была. Расстроилась я тогда сильно из-за злых слов Мирины, только это и волновало. Вот и не позаботилась о запорах. Ну а утром, когда мы вышли и увидели спящего тиуна в сенях, я сообразила, что дом так и остался не заперт. Позже спросила Озара– как же это? А он так беспечно отвечает, что, мол, расспроси кого из своих, кто открыл с утра дверь. И я, уже привыкнув ему доверять, перестала сомневаться. И только здесь, в порубе, вспоминая все, опять подумала об этом.

Еще припомнила, как волхв ранее уверял меня, что я сонное зелье им с Златигой подмешала в узвар. Это в то утро, когда после грозы Жуягу мертвым обнаружили. Но я-то знала, что ничего не добавляла. А вот Озар стоял на своем, да и Златига ему поддакивал. Я и решила, что кто-то и впрямь мог добавить в тот узвар маковый усыпляющий настой. А вот кто? Хотя мало ли, ведь узвар какое-то время просто охлаждался у печи под навесом и за ним особо никто не присматривал. Но по тому, как тяжело поднимались утром наши постояльцы, было видно, что опоили их. А если сам Озар это сделал незаметно? Волхвы разбираются в травяных настоях, а добавить украдкой, если он у него имелся, по сути проще простого.

– Это лишь твои слова против слов волхва, Яра, – заметил Радко.

– Это так. Тут вообще многое мне неясно. Но отчего-то, когда размышляла и все продумывала, меня особенно смущало вот что: почему в тот день крещения Бивой не пошел на обряд к Почайне?

– При чем тут Бивой?

Яра поникла, чувствуя его недоверие. Как объяснить то, что сама не совсем понимала?

И тут Радко сказал:

– Знаю я, почему Бивой отказался на обряд пойти. Побили его тогда какие-то лиходеи сильно. Как раз в вечер перед крещением киевлян это случилось. Встретили в темноте и избили так, что еле ходить мог. Ему Вышебора катить, а он кровью харкает. Однако признаться, что такого, как он, известного кулачного бойца излупили, Бивою было стыдно. Я сам его отпаивал и перевязывал на сеновале, когда он еле дополз до усадьбы нашей. И он просил меня никому о его позоре не рассказывать. Но утром идти на Почайну отказался. Его-то били умело: ни разу по роже не заехали, зато ребра все в кровоподтеках и синяках, колено еле сгибалось. Не мог он тащить Вышебора. Но и признаться стыдился. Вот и сказал Дольме, что не желает креститься. А я скрыл его секрет. Подумал, что если Дольма разлютится не на шутку, то поясню. Дольма же, хоть и грозился Бивоя выгнать, не сделал бы подобного. Да и спешили мы тогда. Сама ведь помнишь. Эй, Яра, да ты никак улыбаешься?

Она и впрямь улыбалась. Потом закрыла ладонями лицо, всхлипнула насколько раз. Но отняла руки – и вновь заулыбалась. Только глаза спокойными оставались.

– Спасибо тебе, Радомил. Теперь мне все ясно стало до последнего завитка этого узора сложного.

Радко слушал. С ее слов

выходило, что кому-то было нужно, чтобы не Бивой шел с Вышебором за Дольмой во время обряда, а именно Жуяга. Бивоя специально избили, чтобы он не мог выполнить свое задание, поэтому везти Вышебора выпало Жуяге – плешивый и раньше при увечном Колояровиче состоял, вот Дольма и приказал ему катить старшего брата к Почайне. Так что Озар оказался прав в том, что именно Жуяга метал оружие в Дольму, когда этого никто не ожидал в толпе и среди ближников.

– Вспомни, Радко, – говорила Яра, – Жуяга некогда служил у перунников, и долго служил. Но его вроде как прогнали. Так он сам нам поведал. А на деле он с ними тайную связь поддерживал. Просто волхвам был нужен свой человек в доме известного на весь Киев христианина Дольмы, вот Жуяга и дождался своего часа. Подумай сам, разве не могло быть цели у волхвов, чтобы совершить нечто страшное и сорвать обряд крещения киевлян? И благодаря Жуяге они его и впрямь чуть не сорвали. Ты был там, все помнишь.

Радко задумчиво потер подбородок.

– Да, если бы народ испугался, если бы люди побежали и образовалась давка… Вряд ли бы потом снова удалось их уговорить на крещение. Другое странно: Добрыня сам потом к нам волхва Озара направил, чтобы тот провел дознание. Как же так вышло?

– Да уж не ведаю, как вышло. Может, чары волхвы наслали на воеводу, а может, случайно все сложилось.

– А может, и не совсем случайно, – откинул прядь со лба Радко. – Слышал я как-то, что некий волхв пару раз помогал при дворе князя, когда надо было дознание провести. И вроде он из перунников. Чем же не наш Озар? Он ведь в Киеве был не из последних ведунов. Наверно, потому Добрыня его и покликал.

Яра перевела дыхание. Для нее сейчас было главным, что Радко слушал ее и понимал. И она продолжила:

– Впервые я подумала, что волхвы могли желать смерти христианину Дольме, когда Мирина о том Добрыне говорила. Смотри сам, брат твой был известен в Киеве, на него многие равнялись, походить на него хотели. Для этого ему и предложили в тот день пойти во главе крестившихся к Почайне и людей увлечь. Нас всех повести и народу показать, что ничего странного в обряде крещения нет. И вдруг его убивают. Вспомни, тогда даже говорили, что старые боги Дольму покарали. Отчасти это так и было. Рукой Жуяги, но от старых богов смерть брату твоему пришла.

А теперь вспомни, как испугался Жуяга, когда Добрыня Озара к нам на двор привел. Он-то думал, что сослужил службу волхвам и его теперь наградят щедро. А тут один из главных перунников вдруг является, чтобы дознанием заниматься. Этого Жуяга не ожидал, вот и не сдержался. Он, видать, подумал, что теперь Озар выдаст его за ненадобностью. Дрожал, метался, ко мне то и дело подходил, просил защиты и все твердил, что пропал он теперь, что его назовет волхв головником. Я бы посмеялась над страхами плешивого, но жалко мне его стало. А ведь могла тогда подумать и сравнить: верный старой вере Жуяга, обучавшийся некогда у служителей, вдруг ни с того ни с сего опасается одного из них. Даже просил услать его куда подальше из усадьбы, чтобы беды с ним не стряслось.

Вот я за него и вступалась. Ведь я была должницей этого плешивого. Мы и так с ним дружны были, а еще в вечер Даждьбогова дня он меня прикрывал, когда к тебе убежала.

Тут она умолкла, отвела взор. Радко же смотрел на нее, потом спросил:

– Это правда, что я тебе настолько мил, что решила тогда… Я ведь тебя за Мирину принял. Она же то гнала меня, то вдруг на Даждьбога полюбовницей сладкой стала. Правда, потом умчалась с гуляний на белоногом Буране. Я и не знал, что ты так же хорошо, как Мирина, ездишь на нем. Я вообще мало что о тебе знал.