В твоем плену
Шрифт:
– Причину моего ухода. Не хочу тебя впутывать. Не хочу говорить Расселу, что ухожу от него из-за тебя. Надеюсь, что получится развестись не потому, что я ему изменила с его сыном, а… просто.
– Это как?
– Ну как… - раздражаюсь, понимая, как глупо это звучит.
– Не сошлись характерами, отсутствие взаимопонимания…
– Аха, и уважения. И несовпадение политических взглядов не забудь, - в тон мне подхватывает Волчек.
– Не ерничай, пожалуйста.
– Прости, пожалуйста, - отзывается эхом и притягивает меня к себе.
Закрыв
– Я что-нибудь придумаю. И постараюсь не затягивать с этим. Обещаю.
– Думаешь, он тебя опустит?
– спрашивает не сразу, смотрит с сомнением и такой странной улыбкой, будто я маленькая и ничего не понимаю, или, вообще, умалишенная.
– Судя по тому, что я видел, и, особенно, по тому, что, защищая тебя, он даже обратился за помощью ко мне, отец тебя любит и просто так не отдаст. Ни мне, никому другому.
"Тебе, наверное, даже больше, чем кому-то еще", с горечью додумываю.
По вспыхнувшему огню в циркониевых глазах, которые Сойер сразу отводит, понимаю, что его мысли повторяют мои. Эта синхронизация мыслей в неприятном вопросе меня необъяснимо злит, и тянет непременно возразить.
– А как он может не отпустить? Мы в свободной стране! И я вольна как выйти замуж, так и развестись, никому ничего не объясняя. Это мое право…
– Какое наивное заявление, - от презрительной усмешки меня бросает в дрожь, но выражение его лица быстро смягчается: - Ну правда, Хэвен. Ты замужем за отцом уже сколько лет - семь?.. Должна бы уже понять, что он далеко не прогрессивный чел, а ровно наоборот. Рассел О'Грейди - махровый консерватор и шовинист. Если не во всем, то в отношении брака и прав женщины в нем, однозначно.
– Что это значит применительно ко мне?
– Что он может с тобой развестись, а ты с ним нет. Тем более, без объяснения причин. Такова реальность, Хэвен. Твоя реальность. Прими.
– Не наша?
– интересуюсь обиженно.
– И моя тоже.
– И что ты предлагаешь? Оставить все, как есть?
– удивляюсь излишне громко, голос против воли взвивается до истеричных ноток, и у меня не сразу получается его занормалить.
– Я возвращаюсь домой к мужу, продолжаю играть роль примерной жены, а ты притворяешься хорошим сыном, чтобы по воскресеньям и праздникам заезжать на семейный ужин? Так ты себе это видишь?
Лицо его становится жестким, а голос - стальным, и кажется, будто я чувствую на языке металлическую пыль.
– Конечно, нет, - отрезает.
– Я считаю, что скрывать от отца правду нельзя. Будет только хуже. Давай представим. Допустим, ты что-то соврешь, допустим, он тебе даже поверит и даст развод. И вот ты свободна, как и хотела, но что дальше? Как мы сможем быть вместе? Без того, чтобы он об этом сразу узнал и не захотел отомстить?
– Отомстить за что?
– За обман, Хэвен. За наставленные рога, за то, что дурака из него сделали. Продолжать?
– Ладно, глупость спросила, -
– Повод для мести у него есть, и желание такое возникнуть, наверное, может, но… что он сможет сделать?
– Тебе, может, и ничего. А я, скорее всего, в скором времени отправлюсь в Рикерс на место Хайдена. Хотя нет, наверняка это будет какая-нибудь менее центральная тюрьма.
– Тюрьма? Думаешь, он тебя посадит? За что-о-о?
– Уж точно не за связь с его женой. Официально, по крайней мере. Полагаю, за годы моей… скажем так, карьеры в не совсем законном бизнесе у отца накопилось достаточно материалов для возбуждения дела "округ Колумбия против Сойера Кей Волчека".
– Он, что, собирал на тебя компромат?! На собственного сына?!
– Прикрой глаза, Хэвен. Они у тебя и так огромные, - улыбается он почти нормально, а я смаргиваю.
– Уверен, у него и на тебя толстая папка имеется, и на других членов семьи, и не только семьи.
Глаза я прикрываю, да и, собственно, что меня так удивило? Разве мало было доказательств тому, что Рас за мной следит? Если не сам, то через сотрудников или засекреченные программы слежения, да он это особо и не скрывает. А раз следит, что ему мешает приберегать мои косяки на черный день? На его месте, возможно, и я поступала бы так же.
Кто владеет информацией, владеет миром…
– Поэтому я предлагаю не притворяться, а признаться во всем. Чтобы покончить с этим раз и навсегда, а не прятаться всю жизнь, боясь его репрессий.
– А ты всерьез веришь, что чистосердечное признание что-то изменит? Как оно помешает ему использовать свой черный список против тебя? Типа бонус за честность? Как в детстве - просто скажи правду, и я не буду тебя наказывать?
Вопрос звучит как претензия, и мне стыдно, но сказанного не вернешь, интонацию не поменяешь. Но, к счастью, Сойер не обращает на это внимания.
– Не верю. Но и других вариантов для себя не вижу. Не могу ждать. Не представляю, что буду делать, когда он скажет, чтобы ты возвращалась домой. С ума схожу от мысли, что ты и он… - сжимает руки в кулаки.
– Не думай об этом, - накрыв его пальцы, прошу тихо.
– Я никогда не буду с ним вместе. Но теперь еще меньше хочу впутывать тебя. Давай просто подождем.
– Чего? Что метеорит упадет на землю прямо на ваш дом, и отца не станет?
– Ты думаешь, только его… смерть решит нашу проблему?
– ужасаюсь едва слышно, вновь до невозможности распахивая глаза.
Ужасаюсь потому, что неожиданно нахожу эту мысль привлекательной. Всего на один миг. Просто думаю, насколько было бы проще, если бы произошел несчастный случай, например… Рас часто летает, а авиакатастрофы все еще случаются довольно часто… И профессия у него опасная, и…
– Не обольщайся, Хэвен. У отца крепкое здоровье и хорошая охрана. Статус вдовы тебе в скором времени не грозит. Если, конечно, ты не собираешься нанять киллера.
– Не собираюсь, - улыбаюсь вымученно и чувствую, как пылают щеки.