В тылу врага
Шрифт:
— Мы верим! — закричал Костя. — Мы обещаем… — Михайлюк зажал ему рот. Еще кто-то крикнул. Толпа пришла в движение. Но резкая команда заглушила слова Аносова. Петля захлестнула ему шею. А море гремело все громче, будто отдавая прощальный салют, ветер кружил над площадью горькую пыль, стремительно неслись облака в небе. И над площадью, над потрясенной толпой качался в петле человек, завещавший любить Родину и бороться с врагом.
15
Катер шел открытым морем, ведя на буксире лодку. Время близилось к полуночи. Раздувая пенистые усы, катер описал дугу, сбавил ход и заглушил мотор. Через минуту отвалила лодка. Семенцов повел ее к берегу.
Он покинул Михайлюка, торопясь к морякам, пока они еще не ушли на Каменную Косу, где захваченный ими катер пришлось бы затопить. А катер требовался для задуманного Семенцовым дела: нужно было использовать сведения, добытые такой дорогой ценой, и отплатить за смерть комиссара (о казни узнали от вернувшегося под вечер Кости). Теперь план, предложенный Семенцовым и одобренный всеми, приводился в исполнение.
Причалили. Берег здесь был пустынный. К нему спускался глубокий овраг. Пройдя по дну оврага шагов полтораста, Семенцсв сделал товарищам знак остановиться, а сам с Микешиным пополз вверх по склону. Если он рассчитал правильно, как раз над ними должен находиться амбар «Рыбаксоюза», превращенный гитлеровцами в военный склад, а ниже по берегу — строящаяся пристань.
Семенцов и Микешин ползли, то и дело прислушиваясь. Наконец вверху обозначился каменистый край оврага. Они залегли, всматриваясь в темноту. Приземистое широкое здание амбара смутно выступало на фоне ночного неба. А где часовой? Моряки напрягли слух, но мерный шум прибоя заглушал все звуки. Где же все-таки часовой? Ага, он, наверно, стоит у противоположной стены амбара, где дверь.
Семенцов вытянулся на земле пластом и пополз. Микешин за ним. Вот и стена амбара. Моряки осторожно поднялись на ноги, прижались к стене. И во-время. С противоположной стороны амбара послышались шаги.
Едва часовой вышел из-за угла, Семенцов и Микешин кинулись на него, повалили, заткнули рот тряпкой. Винтовку успел подхватить Микешин. Затем часового связали и положили под стеной амбара, оглушив прикладом. После этого Семенцов занялся дверью, а Микешин спустился в овраг за товарищами.
Вскоре вверх и вниз по склону уже двигались люди с мешками, нагруженными небольшими плоскими ящиками в плотной упаковке — взрывчаткой. Ящики укладывали в лодку, которую караулил Костя, упросивший Семенцова взять его с собой. Наконец погрузка закончилась. Теперь предстояло заминировать склад. Это взял на себя Микешин. Семенцов помогал ему. Остальные моряки ждали в лодке.
Микешин и Семенцов сделали свое дело, затем посоветовались и привязали проволоку, протянутую от мины, к руке часового, который все еще находился в беспамятстве. На тот случай, если он не очнется до смены караула, сменяющий его солдат или разводящий обязательно наткнется на проволоку от самодельной мины.
До сих пор все шло благополучно. Но когда Микешин и Семенцов собрались в обратный путь, они услышали приближающиеся шаги. Неужели Михайлюк ошибся и смена караула производится раньше?
В одно мгновение Семенцов сообразил, какая опасность им грозила: солдаты непременно заденут провод от мины, и взрыв произойдет раньше, чем лодка отойдет на безопасное расстояние от берега. Нужно задержать караул.
— Беги к лодке! — шепнул Семенцов Микешину. — Я их обману. А в случае чего… к Михайлюку подамся. — Микешин понял, что раздумывать некогда и другого выхода нет. Он исчез в темноте.
На Семенцове была форма румынского лейтенанта, найденная на катере. Надел он ее на всякий случай. Сейчас был именно такой случай. Он быстро пошел навстречу караулу, придав лицу лениво-равнодушное выражение, какое приличествует королевскому офицеру.
Караул состоял из трех человек — двух солдат и разводящего, усатого ефрейтора, который светил фонариком. Увидев внезапно возникшего из темноты господина лейтенанта, ефрейтор остановился. Он скомандовал «смирно» и отдал честь. Семенцов небрежно прикоснулся двумя пальцами к фуражке, показал на свои часы и сделал недовольное лицо, что должно было означать: офицер обнаружил непорядок. Пусть сам ефрейтор догадывается, поспешил он со сменой караула или опоздал.
Это был верный ход.
В последнее время произошло столько событий и перемен, что у ефрейтора голова шла кругом: из-за взрыва моста его капитан отдан под суд, вместо него новый командир, и начальник береговой охраны новый… а все из-за немцев, прежде было спокойнее… Может, этот лейтенант тоже только что прибыл?
Ефрейтор начал что-то говорить, видимо, оправдывался или объяснял, и в доказательство показал свои часы. Однако у Семенцова был слишком бедный запас румынских слов, чтобы вступать в препирательство. Он решил продолжать в том же духе и повелительно скомандовал:
— Рэпэты! Ворбэштэ скурт! (Повторите! Говорите коротко!)
Услышав начальственный окрик, исполнительный ефрейтор вытянулся столбом, но, увы, заговорил не коротко, а опять длинно. За спиной Семенцова, в десяти шагах, находился заминированный склад и оглушенный часовой, который ежеминутно мог очнуться и дернуть привязанную к его руке проволоку… За спиной была смерть. Но Семенцов стоял, слушал ефрейтора и кивал головой. Его задача — задержать болтливого дурня. Задержать любой ценой.
Вдруг один из солдат показал рукой на море. Разводящий посмотрел в ту сторону. «Эге!» — подумал Семенцов. Его зоркие глаза легко отыскали в темном море лодку, которая была уже далеко от берега. Теперь можно было не церемониться. Заметив, что разводящий взялся за свисток, висевший на шее, Семенцов вырвал свисток и крикнул:
— Ынапой! (Назад!)
Ефрейтор, возможно, и был глуп, но не настолько, чтобы не заподозрить, наконец, неладное. Его усатое лицо нахмурилось. Он пятился, крикнул что-то своим солдатам.
«Ну, была не была…» — Семенцов выхватил наган и всадил пулю прямо в грудь ефрейтору. Тот повалился, выронив фонарь. Стало темно. Семенцов наугад выпустил по солдатам еще две пули и побежал к оврагу. Позади слышались крики, выстрелы. Но солдаты, растерявшиеся от неожиданного нападения, целились плохо. Семенпов надеялся уйти. Но не успел…
В городе услышали стрельбу. Из комендатуры и из гестапо стали сердито запрашивать по телефону начальника береговой охраны. Начальник береговой охраны, в свою очередь, звонил начальнику караула, усатому ефрейтору, который в это время уже лежал с простреленной грудью. А к заминированному складу спешили напуганные солдаты караула. Вот они заметили связанного часового, наклонились к нему…