В тылу врага
Шрифт:
Так случилось, что следующей ночью в отряд вернулись пять человек вместо шести. Они доставили Теляковскому шифрованную записку, из которой командир узнал, куда ушел комиссар.
Это было в тот самый день, когда Познахирко вернулся из города на хутор.
11
Костя и Слава потратили немало труда, пока нашли в каменоломне на Каменной Косе тех, кого искали.
Партизаны находились в просторном коридоре-штольне, озаренном тусклым светом каганцов. По стенам была развешена одежда, в одном углу стояли мешки с картошкой, мукой, вяленой рыбой, доставленной Семенцовым, в другом — оружие, в третьем была кое-какая утварь, посуда и очаг с вытяжной трубой. А посередине несколько составленных вместе ящиков изображали стол.
Мальчики сразу узнали Теляковского. Он и теперь ходил в коричневых сапогах и галифе, уже потертых и кое-где продранных и заплатанных. Несмотря на это, Теляковский, чисто выбритый, с лихо подкрученными усами, сохранял воинственный и щеголеватый вид.
Доставленное Костей и Славой известие, что моряки живы-здоровы и даже начали успешно действовать, обрадовало Теляковского.
— Молодцы! — похвалил он ребят своим громыхающим голосом и покрутил пальцами правый ус.
— Да, молодежь… — произнес он, обращаясь к Семенцову, который присутствовал при разговоре. — Ты что? — спросил он, заметив улыбку на сумрачном лице моряка.
— Ничего, — ответил Семенцов. — На море выросли, на море и помрем!
— Помирать рано. А глаза побереги. — Теляковский не случайно вспомнил о глазах Семенцова: в последнее время Семенцов почему-то стал плохо видеть, почти ослеп. Рана у него на голове зажила, но, возможно, при ранении был задет зрительный нерв. Целых две недели Семенцов вынужден был оставаться в бездействии. Потому-то связь с моряками на хуторе и с Михайлюком в городе была прервана. Лишь теперь зрение Семенцова начало улучшаться. Сегодня он впервые выбрался из каменоломни, но заметил моторную лодку, подозрительно настойчиво курсирующую возле Каменной Косы, и вернулся предупредить Теляковского.
Новость была не из приятных. Однако не только это заботило командира отряда. Он и Семенцов знали, куда ушел комиссар, но каждый из них думал об этом по-разному. Аносову пора было вернуться (он отсутствовал уже третий день). Теляковский не верил, что он попал в беду, по крайней мере делал вид, что не верит, чтобы не вызывать тревоги в отряде. А Семенцов тревожился. И тревожился Федя Подгайцов.
Оба разведчики, они понимали, что значит не вернуться вовремя после такого задания. Гестапо, конечно, переворачивает город вверх дном. Особенно тяжело было Семенцову: ему казалось, будто он повинен в том, что комиссару пришлось в такое опасное время отправиться к Михайлюку. Доставить взрывчатку обязан был он, Семенцов, для него это привычное дело. Семенцов хотел сегодня же в ночь побывать у Михайлюка, узнать о комиссаре.
Теляковский слушал его и недовольно крутил ус. Он отвечал за судьбу всего отряда — в отсутствие комиссара вдвойне отвечал, и, как ни заботила его судьба Аносова, он считал необходимым прежде всего думать о деле. А дело требовало скорейшего соединения с моряками.
Поэтому Теляковский решил послать Семенцова вместе с ребятами на хутор. Посылать ребят одних после известия о появлении вражеской моторки он опасался. К тому же они помогут Семенцову, если опять что-нибудь случится с его глазами. А, договорившись с моряками, он проберется потом в город, к Михайлюку.
— Пойдешь с мальцами! — объявил командир свое решение. Семенцов нахмурился, однако ничего не сказал.
Этой же ночью он, Костя и Слава отправились в обратный путь. Часу во втором ночи лодка вошла в устье Казанки и поднялась вверх по течению. Семенцов собрался причалить, когда услышал окрик:-
— Кто идет?
— Ишь ты… — усмехнулся Семенцов-.-Моряцкая республика! Не подходи! Свои, свои, — ответил он на повторный окрик, сопровождаемый щелканием винтовочного затвора. — Это Семенцов. Принимай гостей! — Раздвигая веслами камыши, он подвел лодку к берегу.
Встретил его Микешин, стоявший здесь на вахте. Они поздоровались, пытаясь разглядеть друг друга в темноте. У Семенцова возникла слабая надежда, что, может быть, Аносов у моряков, раз он до сих пор не вернулся в отряд. Увы, вопрос Семенцова только удивил Микешина.
— А ребята где? — в свою очередь спросил обеспокоенный Микешин.
— Здесь, целехоньки! — Семенцов показал на лодку. Еще в пути он приказал мальчикам улечься на дне лодки, видя, что они дружно клюют носами.
— Набедовали… — сказал Микешин.
— И не говори! И как они, бесенята, добрались до нас?
Моряки разговаривали, осторожно попыхивая цыгарками, пряча огонь в рукав. Так шло время, пока не наступило утро. Костя и Слава проснулись. Вид у них был сконфуженный.
Впрочем, скоро они приободрились. Да и как же иначе? Этот день был днем их торжества. Все население хутора вышло их встречать. Моряки хвалили ребят, старый Познахирко одобрительно похлопал их по плечу и сказал доктору Шумилину: «Что, сосед, не подкачали?» Костя и Слава были горды и счастливы, как могут быть счастливы ребята, успешно выполнившие первое боевое задание.
12
Тучи низко висят над морем и берегом. Накрапывает дождь. Время за полдень, а кажется, будто только что рассвело- такой тусклый свет лежит на всем: на волнах при-боя, на солончаках, на степной дороге. Дорога и степь пустынны. Но вот из-за поворота показываются два человека: слепец-нищий и мальчик-поводырь. Они пересекают дорогу и осторожно спускаются в размытый дождем овраг, который тянется до самого города.
Установив связь с моряками, Семенцов решил все-таки повидать Михайлюка, для чего вырядился слепцом, а Костю прихватил в качестве поводыря.
Некоторое время он прислушивается, потом делает знак Косте и начинает бесшумно ползти вдоль забора. Собак у Михайлюка, знает Семенцов, нет, за забором — сарай, а за сараем — дом. Он приподымается и, невидимый в темноте, легко перепрыгивает через забор. За ним прыгает Костя. Все тихо.
Они огибают сарай, поворачивают направо и спустя минуту стоят в низких темных сенях дома. Семенцов стучит два раза тихо, один раз громче, ждет и опять стучит. Никто не отзывается. Значит, Михайлюка нет. Может быть, его взяли в гестапо?