В закрытом гарнизоне. Книга 3
Шрифт:
– Отчего же, можно, – отвечает комдив и решительно шевелит плечами – А обозвал я его «Смерть шпионам».
– Во как! Одно название чего стоит! – поднимает вверх палец доктор.
Стоит у трапа с автоматом,Матрос в канадке, вахту бдит,Вдруг видит, «волга» подъезжает,В ней хмурый адмирал сидитдекламирует первый куплет Хорунжий и у Лунева в глазах возникает смешинка.
Выходит важно из машины,Перчаткой утирает нос,– Ну что,заканчивает стихотворение старший лейтенант и победно оглядывает слушателей.
– Однако, – сдерживая улыбку, хмыкает Лунев. – Случай прямо скажу, из рук вон выходящий.
– Вот-вот, – ерзает на кушетке доктор. – То же подумали и в Особом отделе, когда кто-то притащил чекистам экземпляр этого творения, его, кстати, многие переписали. Вьюношу, – кивает он на Хорунжего, – взяли за жопу и туда. – Это, мол, идеологическая диверсия! Потом подключился политотдел и доложили командующему. Он, кстати, был вице-адмирал. Ну и зарубили шутнику очередное воинское звание. Что б служба раем не казалась.
– Даже не знаю, что и сказать, – разводит руками капитан-лейтенант. – Хотя написано забавно и чем-то походит на стихотворный анекдот. Я думаю, Евгений, тебе надо больше читать классиков, ну там Пушкина, Блока.
– Читал, – кивает Хорунжий. – Пушкин он и есть Пушкин, а вот Блок мне не понравился. Написал на его вещи пару пародий. Хотите послушать?
– Валяй.
В соседнем доме окна жолты,Видать не моют их жильцы,Скрипят задумчивые болты,А с ними гайки и шплинтыгнусаво завывает старший лейтенант и хитро поглядывает на соседей.
– Или вот, – вскакивает он с разножки
Ночь, улица,Фонарь, аптека,Таблетка —Нету человека!и поочередно тычет пальцем в подволочный плафон, шкафчик с лекарствами и почему-то доктора.
– М-да, – переглядываются майор с капитан-лейтенантом. – Талант, несомненный талант!
– А вы думали? – солидно изрекает комдив и усаживается на жалобно скрипнувшую под ним разножку.
– Ну а теперь, Яков Павлович, давайте немного лирики, – говорит мечтательно Лунев и подливает себе пунша.
– Хорошо, – щурит выпуклые глаза Штейн, слушайте.
Где-то в Южных морях,Каравеллы Колумба,Синь морскую пронзая,К горизонту летят.И поет в парусах,Свежий бриз, налетая,Волны плещут за бортом,Ванты тихо звенят.Хорошо кораблям,На бескрайнем просторе,Уноситься вперед,За своею мечтой.Горизонт убегающий,Ветер и море,И в кильватере сзади,Пенный след за кормойзаканчивает он, и все некоторое время молчат.
– Да, красиво, – нарушает первым тишину Хорунжий. – При бризе под парусом всегда здорово, одно слово, романтика. Не то, что у нас, сирых, плывем словно в валенке. А ну, давай, тисни еще
– Можно, – улыбается доктор. – Теперь про нас, – и снова читает.
Бескрайняя Атлантика, ночь, океан.На небе мириады звезд мерцают,Под ними лунная дорога,Блестит, у горизонта тая.А посреди дороги, той,Стуча чуть слышно дизелями,Крадется лодка, словно тень,Покой вселенский нарушая.Давно видать в морях она,Покрыта рубка ржи налетом,Погнуты стойки лееров —Пучин таинственных работа.В надстройке мрак и тишина,На мостике ночная вахта,Команда изредка слышна,С центрального, и вниз, обратно.Стоим у выдвижных, молчим,Озоном дышим, жадно курим,Как мало нужно для души,Подводным людям.
– Хорошо, очень хорошо, – проникновенно смотрит на майора Лунев. – Чем-то напоминает морские стихи Байрона.
– Да ладно тебе, Семен Федорович, – смущается Штейн. – Куда мне до него. Почитай нам лучше что-нибудь из Гейне.
– С удовольствием, – улыбается минер, на минуту задумывается и негромким голосом декламирует
Горные вершиныСпят во тьме ночной,Тихие долиныПолны свежей мглой;Не пылит дорога,Не дрожат листы…Подожди немного —Отдохнешь и ты.– Здорово, всего несколько строк, а какая сила, – почему-то шепотом говорит Хорунжий. – Семен Федорович, а можно еще?
– Отчего же, можно, – отвечает Лунев, и в тиши изолятора снова звучат вечные стихи Гейне, Байрона и Петрарки.
Ночь. Мерцающие стрелки часов на переборке подбираются к трем.
Кругом спящая Атлантика и три военных человека с Музой.
А может так и надо?
«Месть»
Лежи, лежи, Васька, – попыхивая зажатой в углу рта беломориной и щуря от дыма светлые глаза, ласково потрепал борова по сытому загривку Витька.
– Хру-хру, – сонно ответил Васька и лениво пошевелил лопухами ушей.
– Нравится, курва, – ухмыльнулся Витька, в очередной раз макнул в стоявший рядом пузырек с тушью, связанные ниткой иголки и наколол на необъятном заду борова последнюю букву.
– Лепота, – довольно поцокал он языком, и протер свое творение смазанной маслом ветошью.
«Капитан-лейтенант Пузин», жирно синела в ярком свете забранных сеткой потолочных фонарей, свежеисполненная наколка.
Такие вот дела, товарищ капитан – лейтенант, ловко отсрельнул бычок Витька в стоящий у стены обрез, и послал вслед ему на удивление точный плевок.