В заразном бараке

Стайрон Уильям

Шварц. Что?

Макгрудер. Ничего мне не поможет. Никакие таблетки! Никакие лекарства! Я закончу жизнь бессвязным идиотом, привидением в палате для умалишенных. Я могу уже представить эти дни и ночи — ужас! — мой язык больше не сможет произносить слова, и я буду лепетать как младенец. (Пауза.)Что это были за скороговорки, Шварц?

Шварц (читает).Вот смотри. Вот. «Карл у Клары…»

Макгрудер (повторяет с начала медленно, потом быстрее и, в конце концов, яростно и очень быстро).Карл у Клары украл кораллы. Карл у Клары

украл кораллы. Карл у Клары украл кораллы.

Шварц. Корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали.

Макгрудер. Корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали!

Шварц. «Тридцать третья артиллерийская бригада».

Макгрудер. «Тридцать третья артиллерийская бригада».

Шварц. Методистская епископальная…

Свет гаснет.

Сцена вторая

Утро того же дня. Одиннадцать часов. Кабинет доктора Гланца. Макгрудер застыл у дверей в кабинет, в то время как доктор Гланц объясняет действие механизма капитану Бадвинкелю, который сидит за столом.

Гланц. Это замечательное новое изобретение для записи человеческого голоса, сэр. Называется магнитофон. Он имеется только у нескольких специалистов.

Бадвинкель (с большим пиететом).О да. Я слышал о нем.

Гланц. Война — поразительный вид человеческой деятельности, сэр. С одной стороны, она порождает социальные недуги — такие, например, которыми страдают наши юные, сбившиеся с пути пациенты. (Бадвинкель кивает.)Но есть и позитивная сторона: война способствует бурному росту технического прогресса. Давайте подумаем о возможностях в послевоенные годы, когда механизмы, подобные этому, станут доступными и простыми в использовании, а это произойдет обязательно! Подумайте о том, с какой легкостью мы сможем записать первый крик появившегося на свет младенца, речь президента или многочасовую лекцию доктора Норманна Винсента Пила.

Бадвинкель. Грандиозно! Победа разума! Расскажите мне, однако, доктор Гланц, как этот механизм может быть использован на практике при лечении венерических больных?

Гланц. Вы же знаете, сэр: большинство венерических больных — неисправимые лгуны. Эта машина поможет им встать на путь правды. Пациенты будут тщательнее подбирать слова, если будут знать, что их ответы станут предметом тщательного изучения.

Бадвинкель. Великолепно. Расскажите, как это выглядит на практике.

Гланц. Вы сейчас увидите сеанс с нашим молодым сифилитиком Макгрудером. Сегодня у нас первая фаза эксперимента — обзор.

Бадвинкель. Обзор?

Гланц. Обзор, сэр. Изучение мотивации, психологии, биологических аспектов характера полового поведения пациента. Эта более абстрактная часть исследования позволит нам подойти ко второй, практической части. Ее мы называем Молниеносной фазой. В Молниеносной фазе, если вы позволите нам эту шутку, сэр, мы подберемся к причинному месту в ситуации. Но сначала первая фаза — обзор. Макгрудер, входи и садись! (Макгрудер входит в кабинет и садится напротив доктора Гланца и Бадвинкеля).Мы предполагаем, что Линвивер рассказал тебе о реакции Вассермана, мой мальчик.

Макгрудер. Да, сэр.

Гланц включает магнитофон.

Гланц. Это означает, что ты страшно болен. Тем не менее ты должен собрать всю свою волю и честно

все рассказать нам. Мы запишем твою историю с помощью этой машины. Если ты скажешь правду, возможно, нам удастся спасти твою жизнь. Ты все понимаешь?

Макгрудер. Да, сэр.

Гланц (просматривает какие-то записи).Первое, как мы помним… ты утверждаешь, что имел сексуальный контакт только, цитирую, с двумя женщинами, одна из которых, снова цитирую, старше тебя, а вторая, опять же твои слова, молодая девушка. Все правильно?

Макгрудер. Я думаю, да.

Гланц. Что значит «я думаю»?

Макгрудер. Я запутался во всех этих цитатах, сэр.

Гланц. Хорошо. Что мы хотим знать, так это с кем ты имел первую сексуальную связь: со взрослой женщиной или с девушкой?

Макгрудер. С моей девушкой, сэр.

Гланц (терпеливо).Значит, так, Макгрудер — мы не настаиваем, чтобы ты описывал физиологические подробности вашей связи. Это не нужно — во всяком случае, сейчас. Все, что нужно, — это чтобы ты описал, как у вас все начиналось, какие события привели к акту соития. Расскажи про обстоятельства, при которых вы познакомились. Мы полагаем, причиной было сильнейшее эротическое влечение.

Макгрудер. Нет, сэр. Причиной была поэзия.

Гланц. Поэзия?

Макгрудер. Нет, сэр, нас, конечно, очень тянуло друг к другу. Но это было не главное — во всяком случае, поначалу. Как я сказал, сначала была поэзия. Остальное пришло потом.

Гланц. Милое объяснение (возится с магнитофоном).

Макгрудер. В институте мы с Энн, так зовут мою девушку, посещали курс английской поэзии. Мы были просто без ума от стихов.

Гланц. Какие стихи? Эротические? Или вирши Уитмена?

Макгрудер. Да, сэр. Забавно, что вы угадали. Уолт Уитмен, Шекспир, Ките и…

Гланц (прерывает).Уитмен, Шекспир, Ките… Три английских педика. Отличный выбор, чтобы пробудить в себе мужчину.

Макгрудер. Уитмен — американец, сэр.

Бадвинкель. Не важно, все они педики. В Англии все ненастоящее. Даже клубника там ненастоящая. Только один поэт в Англии избежал педерастии — Киплинг.

«Вот вам Джунглей Закон — и Он незыблем, как небосвод. Волк живет, покуда Его блюдет; Волк, нарушив Закон, умрет. Как лиана сплетен, вьется Закон, в обе стороны вырастая: Сила Стаи в том, что живет Волком, сила Волка — родная Стая».

Если бы ты читал такие стихи, как эти, то не попал бы в передрягу, как сейчас.

Гланц. Отлично сказано, сэр. Продолжай, Макгрудер.

Макгрудер. Хорошо, сэр. Я думаю, это был один из вечеров, когда мы вместе читали стихи — субботним вечером. Началась гроза, и мы с моей девушкой бежали через поле и укрылись в старом разрушенном табачном сарае, и это был тот вечер, когда я понял, что люблю ее. И она любила меня. Это был первый раз у меня, первый раз, когда я занимался любовью с кем-то, и это как-то смешалось с поэзией, которую мы обсуждали. Мне кажется, что это было похоже на какой-то религиозный экстаз…