В земле обетованной
Шрифт:
Человек не обращает внимания на пса. Поглядывает на небо: скоро ли наступит вечер? Ходит-качается мёрзлая зыбь под ногами, маятником тикает над кронами тройной циферблат. Большая луна – божий череп; малая луна – бельмо лукавого; ну а третья, подконвойная, она хоть и наша, человечья, да век свой за Занавесом коротает. Отсветила, отмаялась.
Зверья человек не боится, химер – тем более. Припорошенная снегом листва с хрустом пружинит под сапогами. Наверху всё белым-бело. Кроны – купола церквей. Бесстрашно светятся в тускнеющем небе.
Ни души. Тихо. На открытых
Лес распался на клинья, вбитые в жилой район. В бывший жилой район бывшего Города. Человек пересекает пустые улицы окраины. Следы за ним наполняются талой водой.
Пёс жмётся к его ногам.
До 2017-го года Хаос не имел материального воплощения и представлял собой паразитный информационный блок Реальности.
Этот первоначальный зародыш Хаоса принято называть Коконом.
В головах ридеров Кокон разворачивался чередой наспех записанных откровений, "следов". Их авторы, "апостеры", часто противоречили друг другу и по-разному освещали одно и то же. След от воеводы Петра из Московии существенно отличался от следа, оставленного купцом Яковом из Ялты. Лексика, факты, понятия – всё иное. В Московии холод, простор, державность, в Ялте море, магнолии, воля. "Разные реалии – разные регалии", – отмечает Яков Ялтинец, прозванный Яснобаем. "Рыжему шик, лысому блеск", – вторит ему имиджмейкер Иван Кудриан из Измаила.
Втрое спиральнее высказался на эту тему магаданский авторитет Али Шамурай, причисленный к апостерам в ходе вторичной хаотизации:
"В недрах отжатых наслоений под ударами остророгих откровений вскипает взвесь позабытого, недобытого, неизбитого; кривая поверхность, по которой вы судите о себе, распрямляется, проводит над узнанным спорадические границы – старых споров гробницы, новых спор грибницы; вы не видите, потому что незримы миры, бегущие ветром по щеке, и умножаются они вспышкой, и питаются не вами, а воздухом вашим; задыхаетесь лишь потому, что не находите, чем дышать. Только тогда я поджигаю время. Вместе с вами и горю. А сгораю – в одиночку. Всегда".
Ясновидец-самоучка Ворон однажды во хмелю понял всё, что высказал Али, – но поутру, едва взглянув на часы, тут же потерял "след".
И вот бывший ясновидец идёт по снежным залысинам, бегущим от леса к Городу. Маршрут состоит из трех этапов: предчувствия, регистрации и марш-броска. Маршрут выверен до метра, но это ничего не гарантирует. Сбой памяти, ледок под снегом, камень, не замеченный впотьмах, – всё, прощай, надежда! Рассинхронизация, попытка не зачтена.
Сейчас ему предстоит регистрация. Удастся ли?.. Лента становится доступной только после телефонного звонка богу. Нужно угадать,
Тогда он ещё верил: его просто не слышат, нужно достучаться.
А ещё раньше, до Хаоса, он верил в будущее. И не только верил.
Прорицал.
Творил.
Когда-то Ворон был "мозгоправом" – одним из тех, кто за умеренную плату массирует желания клиента, разбивает соляные отложения страхов и вправляет вывихнутые мысли. Как и большинство коллег, "прорицатель" считал себя не шарлатаном, а психотерапевтом. Цеховая этика базировалась на убеждении, что умный клиент и так всё правильно понимает, а с дураком – доходчиво нужно. Дурак на блесну ведётся, и нельзя скупиться на посулы: "ясновидец! целитель каких свет не знал! за два сеанса спасу от сглаза, спама и СПИДа!" Впрочем, Ворон никогда не называл себя целителем – стыдно было. Работал он профильно, по части предсказаний, обещая клиентам необременительные пакости и предостерегая от излишних дерзаний. Обещания сбывались. Предостережения успокаивали. Клиенты приходили вновь. Платили охотнее, просили больше. Рекомендовали удачливого лотерейщика своим знакомым.
Статистика свидетельствовала: "прорицатель" угадывал чаще, чем ошибался.
Никто не знал, какие края видит он, закрыв дверь за последним посетителем. А за дверью маячил изменённый мир. Сотни ответов, озвученных в течение дня, косвенно влияли на будущее. Ожидание предугаданных Вороном событий превращало головы клиентов в контуры, генерирующие новую реальность.
Предсказания расстреливали явь, пробивая бреши в её стенах.
Как показали последующие события, опасения доморощенного ясновидца были небезосновательными. Апостеры породили Кокон; из Кокона вылупился Хаос.
Ворон в этом процессе не участвовал. В его собственных поисках наметилась система, напоминающая эпициклами геоцентрическое мироздание Птолемея и по этой причине прозванная им эгоцентрической. В центре мира находился он сам – а точнее, тот род, от которого вёл происхождение и он, и весь остальной мир. Страшный Суд обошёл Ворона, и ясновидцу показалось, что Суд работал второпях и на глазок, но скоро он понял: он и ему подобные должны ждать другого, закрытого заседания.
Пристрастного.
Беспощадного.
Он подходит к телефонному аппарату, ржавому и мёртвому, криво висящему на прутьях ограды парка. Смахивает снег с этой никому не нужной коробки, берёт трубку. Несколько секунд сосредоточенно глядит на неё, затем прижимает к уху.
Гудок. Ворон набирает номер. Диск не желает возвращаться в исходную позицию, приходится крутить его в обе стороны. Слушает, кивает, осторожно кладёт трубку на рычажок. Смотрит на оборванный кабель, неприличным жестом выказывает непочтение то ли лесу, то ли небесам, и начинает свой путь к Ленте.