В зеркалах
Шрифт:
Они вышли в коридор. Джеральдина задержалась в дверях и еще раз окинула взглядом комнату.
— Я всего раз в жизни покупала посуду и заводила хозяйство — до нынешнего дня. — Она обернулась к Рейнхарту: он стоял, прислонившись к перилам, и смотрел на нее с едва заметной улыбкой. — Дай бог, чтобы на этот раз мне повезло больше.
— Дай бог, — тихо сказал Рейнхарт и вернулся, чтобы закрыть дверь. — Дай бог.
Джеральдина пошла попрощаться с Филоменой, но ее в комнате не было: она отправилась гулять. Они спустились по лестнице, расплатились внизу за
Ехали через Канал-стрит и по Шартр-стрит. По пути им попалось несколько баров, где Джеральдина побывала тем вечером, неделю назад. Она смотрела на прохожих и то и дело вздрагивала: ей казалось, что она видит одного из тех, кого встречала в тот вечер. Но теперь все выглядело иначе: пешеходы были похожи на туристов, по улице шли школьники, магазины казались старинными и красивыми; потемневший камень и чугунные решетки радовали глаз. Через окно в машину проникали запахи кофе, шафрана и цикория.
На Сент-Филип-стрит они вылезли у коричневого оштукатуренного дома с зелеными деревянными воротами и рядами железных балкончиков, взбегавших к самой крыше, на которой торчали трубы с колпаками. Пока она смотрела на балкончики, Рейнхарт расплатился с шофером.
— Знаешь что, — сказала она, когда Рейнхарт отпер калитку, — если я буду тут гулять, тебе придется провожать меня.
Рейнхарт улыбнулся, и они вошли во внутренний дворик, где над клочком жирного чернозема зелеными всплесками поднимались папоротники, молодые бананы и еще какие-то мясистые растения. Верхние этажи были заняты квартирами; их соединяли деревянные галереи и лестница, начинавшаяся с самой земли. Пока они поднимались наверх, пошел дождь.
— Почему ты решила, что здесь бандитский район? Тут спокойнее, чем там, где ты жила.
— Я тут попала в передрягу, Рейн. Кто-то решил, что я у кого-то отбиваю хлеб. И мне тут немного досталось.
— Теперь тебя никто не тронет, подруга, — сказал Рейнхарт. — Не бойся их.
Из-за двери на втором этаже доносилась вторая часть Пасторальной симфонии. Рейнхарт остановился и послушал.
— С ума сойти! — сказал он.
— Ты это знаешь?
— Да, — сказал Рейнхарт.
На следующем марше им встретился очень высокий молодой человек в клеенчатой шляпе и непомерно большом плаще. Он быстро глянул на них ярко-голубыми испуганными глазами; его острый кадык подпрыгнул над толстым узлом галстука. Он пробормотал что-то похожее на извинения и заторопился вниз.
— Тронутый, — заметил Рейнхарт, когда они поднялись на площадку.
Внизу хлопнула калитка. Рейнхарт отпер дверь под номером шестнадцать.
— Ты думаешь?
— Не знаю, — сказал Рейнхарт. — Безвредный, наверно. Что-нибудь вроде сторожа в морге или факельщика. Безвредный, но полезный.
Квартира состояла из трех комнат и кухни с очень небольшим количеством мебели, зато тут были кондиционер в заднем окне, газовое отопление и балкон со стеклянной дверью, выходивший на улицу.
Рейнхарт включил отопление; они закрыли двери и легли в постель.
Джеральдина вытянулась на прохладной простыне,
— Эй, Рейнхарт, — сказала она.
— Что — эй?
— Просто… эй.
— А.
Одну руку он просунул под нее, другую положил ей на грудь.
— Нет, я спрашиваю… эй, кто ты такой, друг-приятель?
— Я никто, — сказал Рейнхарт.
КНИГА ВТОРАЯ
Морган Рейни тащился под дождем, как дурная весть; лицо его было подозрительно бледным, осунувшимся, клеенчатая шляпа — чересчур мала. Подол плаща задевал за башмаки. Школьницы, шмыгавшие по административному центру в сапожках пастельных цветов, хихикали над ним, шоферы боролись с искушением переехать его, сторожа на стоянках, завидя его, скрипели зубами. Два тощих негра у гаража перемигнулись при его приближении. «Глянь», — сказал один другому. Они следили за ним круглыми и чистыми, как новые монетки, глазами. Дурак ты, белый человек, безмолвно сказали они ему, когда он споткнулся о край тротуара.
Полицейский Джозеф Молинари, ежедневно с девяти до пяти дежуривший в небесно-стерильном вестибюле муниципалитета, увидел, как Рейни поднимается по бетонным ступенькам, и недовольно фыркнул. Покинув свой пост у стеклянной стены, он вразвалку подошел к справочному столу и кивнул на приближавшуюся фигуру.
— Видал? — сказал он чиновнику. — Ненормальный.
Человек, по-видимому, никак не мог отыскать вращающуюся дверь. Упершись ладонями в стекло, он замер и уставился на них.
— Джо, ты лучше сразу его пристрели, — сказал чиновник. — Пока не вошел.
С растущим раздражением они наблюдали за высоким бледным человеком, который наконец обнаружил дверь, вошел и с подозрительной поспешностью устремился к лифту.
— Алло, — крикнул полицейский Молинари, двинувшись за ним, — чем могу служить?
— Я… мне надо на четвертый этаж, — сказал Морган Рейни. — Я здесь работаю.
Несколько секунд они с опаской кружили друг подле друга, пока Рейни не перерыл все карманы и не извлек мокрый пластмассовый бумажник с удостоверением личности.
— Так, — сказал полицейский, с яростью глядя на карточку под целлофаном. — Так. Проходите.
Несколько сот громкоговорителей извергали «Непогоду» [37] ; один из них оказался в лифте. Морган Рейни вошел в кабину и нажал кнопку четвертого этажа. В кнопке с футуристическим «длинь» зажегся серебряный огонек, но кабина не тронулась, и репродукторы продолжали греметь.
Низенький седой мужчина в двубортном пиджаке ступил в кабину, распевая во весь голос.
37
«Stormy Weather» (1933) — песня Гарольда Арлена и Теда Кёлера, джазовый стандарт. Написана для Этель Уотерс, исполнявшей ее в гарлемском «Коттон-клубе».