В зеркале забвения
Шрифт:
Грянула гласность, которая для Георгия Сергеевича обернулась неожиданной стороной: исчезла нужда в передовых статьях. Кругом, закипели политические страсти, отделились республики, объявили Россию независимой, случались путчи, противостояния, кончавшиеся стрельбой и введением танков в Москву, занялась война в Чечне. И все это время сын, Станислав Георгиевич, расширял свое дело, пока не оказался главным в одном из первых районных частных банков. У него появилась шикарная машина — джип «Гранд Чероки», охрана, собственная контора, которую он называл офисом, обставленная роскошной кожаной мебелью, выписанной
Жизнь совершенно переменилась, и Незнамов порой чувствовал себя по-настоящему чужим в этой новой обстановке. В такие тоскливые моменты он все чаще обращался к той, другой жизни, уходя в нее от современной, пугающей действительности. Несмотря на то, что все дружно ругали нынешние порядки, сын неуклонно богател, покупая дома, какие-то предприятия, словом, превращался в капиталиста, которых отец заклеймил во множестве написанных за долгие годы передовых политических статьях, цитируя сначала Ленина и Сталина, потом Хрущева и Булганина, затем Брежнева, Андропова, Черненко… Цитаты на Горбачеве закончились, и уже, похоже, никого не волновало, что и как сказал по тому или иному поводу очередной руководитель государства.
Незнамов знал, что единственный путь из той неопределенности, в которую он попал, это выход на пенсию. Оформили ее довольно быстро, и несмотря на то, что путем каких-то непонятных ему подсчетов начислили, как утверждали, максимум., денег могло хватить лишь на то, чтобы не умереть с голоду. Но все сотрудники в один голос уверяли, что со временем, когда наступит финансовая стабилизация, сумма станет вполне достаточной, чтобы достойно существовать и даже путешествовать раз в год: новые люди в редакции тяготились его присутствием, торопились его выпихнуть, и он знал, что над ним тайком посмеиваются, над его старомодностью, приверженностью испытанным способам подачи газетного материала.
Сын приехал на новой машине, сверкающей, обтекаемой, весь внешне какой-то чужой, уверенный в себе и выглядевший куда важнее даже, чем секретарь райкома ныне уже упраздненной партии.
— Здорово, пенсионер! — громко поздоровался он с отцом и крепко поцеловал. — Честно говоря, я рад, что ты наконец-то избавился от этого газетного ярма…
— Знаешь, сын, я эту работу любил. И всю жизнь старался делать ее добросовестно и честно… Кому-то ее надо было делать. И это выпало мне.
— Извини, папа, — смутился Станислав. — Я ничего не хотел сказать тебе обидного. Но, согласись, сейчас уже другое время и назад возврата нет.
— Это уж точно — назад возврата нет, — усмехнулся Незнамов.
Сын принес бутылку водки «Финляндия». Слегка захмелев, предложил:
— Проси, что хочешь! У меня достаточно средств, чтобы обеспечить тебе счастливую старость. Хочешь, перестроим дом в Тресковицах, оборудуем горячей и холодной водой, телефонной связью!.. Будешь жить как помещик в имении, на свежем воздухе. Куплю тебе машину…
— Водить не умею, — улыбнулся Незнамов. — Да и ничего мне этого не нужно… Я бы тебя попросил только об одном. Человек я уже немолодой, и мало ли что может случиться. Я тут написал завещание. Там ничего особенного нет, есть только одно пожелание… И я хочу, чтобы ты мне твердо обещал исполнить его… Нет, нет, это в твоих силах. Может, от твоих дел оторвет на несколько дней, и только… Обещаешь?
— Не только обещаю, но и клянусь! — Станислав пытливо посмотрел в глаза отцу. — С чего это ты вдруг заговорил о завещании? Теперь тебе только жить, радоваться, путешествовать!
— Ты догадался, хочу немного попутешествовать… Недалеко. Хочу съездить в Ленинград, извини, в Петербург.
— Я тебе закажу гостиницу. Она будет оплачена, тебе не о чем будет беспокоиться.
— Только никаких шикарных номеров, Что-нибудь скромное, но в центре города… Главное, обещай мне исполнить то, что написано в завещании.
— О чем разговор, папа! Хочешь, поклянусь на Библии?
— Не надо мне никаких клятв! — отмахнулся Незнамов. — Я же тебя знаю. Мне достаточно будет, если ты пообещаешь исполнить то, что я там попросил.
— Обещаю, — серьезным голосом произнес Станислав, бережно принимая от отца обыкновенный почтовый конверт.
Электричка подошла к перрону Балтийского вокзала. Пенсионер Незнамов взял чемоданчик и отправился в гостиницу «Октябрьская».
2
Окрестности гостиницы «Октябрьская» поразили Незнамова. Прежде всего бросилось в глаза обилие еды, которая продавалась во всех киосках, с лотков, а то и прямо с рук — хлеб, колбаса, масло и разного рода спиртные напитки. Правда, на Невском такой дикой торговли не было, зато поражало засилие иностранной рекламы, сверкающих витрин, бистро, ресторанов. Здесь был даже английский паб, пивное заведение, по виду не очень посещаемое простым народом. Нескончаемый поток сверкающих автомашин заполнял широкую улицу, невольно вызывая в памяти очерки немногих советских путешественников, которым довелось воочию увидеть загнивающий Запад. Потребовалось совсем немного времени, и вот густота потока автомашин в бывшем Ленинграде, а ныне в Петербурге догнала, а может, и перегнала Запад. А уж по концентрации вони выхлопных газов наверняка!
И все же, если поднять глаза и посмотреть вперед — Невский оставался неизменно прямой, как стрела, улицей, летящей к свободной воде — реке Неве.
— Как же мы узнаем дорогу? — спросил Коравье, испуганно озираясь и вздрагивая каждый раз, когда с трамвайной дуги срывались потрескивающие искры. Гухуге старался идти ближе к краю тротуара, остерегаясь, чтобы на него с высокого этажа не упало что-нибудь тяжелое.
Только Гэмо, во всяком случае внешне, оставался спокойным. Он хорошо помнил наставления знающих людей, как ориентироваться в городе, на каком трамвае или троллейбусе добраться до университета, расположенного на острове. Первый ориентир был найден легко — сверкающий огнями, звенящий трамваями, сияющий радугой, отраженной в мокром асфальте, Невский проспект: шел дождь!