В железном веке
Шрифт:
От самого Йенса Ворупа ждать было нечего, он прямо помешался на своем акционерном обществе, и когда нужно было, его почти никогда не оказывалось под рукой. И вот Мария с помощью старшего работника стала сама вести все хозяйство хутора, а когда ей приходилось уж очень трудно, она обращалась к старику Эббе. В первый раз ей было нелегко пойти к нему; но отец ведь знал все поля вдоль и поперек — когда какое готово для обработки, и как с ним нужно обращаться, и как взять от него самое лучшее, что оно может дать.
Однажды, когда Йенс был дома, Мария серьезно поговорила с ним. И он поклялся ей во имя всего для него святого, что займется ликвидацией
— Да я и так уже свертываюсь, мать, — ласково сказал он. — Но тут торопиться нельзя, иначе наверняка потеряешь. Если люди увидят, что ты продаешь по необходимости, они всегда сбавят цену.
Мария заметила, что в муже появилась какая-то кротость, что-то таксе, чего раньше никогда не чувствовалось. С тех пор как у них побывал Воллесен, Йенс уже больше не важничал. «Может быть, его дела идут не так уж гладко?» — думала она, но его уже ни о чем не расспрашивала; его предприятия перестали интересовать ее.
Однажды Йенс спросил Марию, как она отнесется к тому, чтобы продать его любимых лошадей и купить вместо них автомобиль? Ведь автомобиль гораздо практичнее — и едешь быстрее и, главное, обходится дешевле. Мария несколько удивилась, но против самой покупки не возражала. Однако время шло, а автомобиля вое не было, и тогда она заподозрила, что муж продал своих любимых лошадей, чтобы раздобыть денег.
Постепенно она убедилась, что есть в его жизни одно обстоятельство, которого он боится; и это каким-то образом связано с Андерсом Нэррегором, — уж слишком часто Йенс заводил разговор о бывшем депутате.
Предположение Йенса Ворупа относительно болезни Нэррегора оказалось правильным. Случайно — хотя иные утверждали, что это отнюдь не было случайностью, но что это . дело рук его политических противников, — в номере, который занимал Нэррегор в гостинице, было обнаружено около двадцати старых и новых дождевых зонтиков — урожай, собранный им за два месяца, пока продолжалась сессия ригсдага. За год он, вероятно, наворовал несколько сот зонтов/ И самое постыдное то, что он не пощадил даже собственности своих партийных единомышленников.
Поэтому его партия оставила его на произвол судьбы. Устроили так, чтобы он мог исчезнуть без шума. Сначала он-де должен быть взят под наблюдение в нервную клинику, через некоторое время ему разрешили вернуться домой и играть роль выздоравливающего, и, наконец, третьей ступенькой его ликвидации, как выразился Йенс Воруп, было заявление, что он по состоянию здоровья вернуться в ригсдаг не сможет.
Ни для кого не было тайной, что в преемники ему прочат Йенса Ворупа. Здесь, в родной округе, об этом скоро заговорили все, и Андерс Нэррегор вынужден был констатировать, что о причинах его ухода знают даже дети. То, что он находился в нервной клинике, ничего не меняло. Конечно, господа могут лечь в нервную клинику, коли они на руку нечисты и не хотят, чтобы их признали просто ворами. Но куда девать Андерса Нэррегора, оказавшегося клептоманом? И слово-то это не выговоришь! Ведь он простой крестьянин, хоть и нанимал для разъездов коляску, а теперь приходится ему опять привыкать к тому, что и люди в нем видят только крестьянина. Тот факт, что он заботился о своей выгоде, очень многие в Эстер-Вестере вполне понимали. Одно было непонятно: в такое время, когда, кажется, все само тебе в руки идет, только бери, — он не нашел ничего
Вот Йенс Воруп — тот понял, что к чему, и действовал совсем иначе! И Андерс Нэррегор теперь ходит чуть не в преступниках, бесится, злится, и бунтует, а Йенс Воруп сразу взял верный курс: все, до чего он ни коснется, превращается в золото или в почести! Поэтому не удивительно, что Андерс Нэррегор глаз не спускает с Йенса Ворупа, который выдавал себя за его друга, а за спиной строил козни и дал согласие баллотироваться вместо него. И нельзя требовать, чтобы Андерс Нэррегор испытывал к Йенсу Ворупу нежные чувства. Каждому ясно, отчего он выкрикивает всякие угрозы: «Подождите, кое-кто еще будет пойман с поличным!» Странно только, почему на Йенса Ворупа это так подействовало, что он даже как будто стал бояться Нэррегора...
Однажды в рабочей газете, выходившей в Фьордбю, появилась статья под заголовком «Придворные живодеры». Ничьи имена названы не были, но статью можно было рассматривать как предостережение местным деятелям. На Хуторе на Ключах этой газеты не выписывали, но редакция послала Йенсу Ворупу соответствующий номер бандеролью. В этой статье тоже имелись определенные намеки, и Мария прочла ее со смешанным чувством. В обед ей позвонил Йенс Воруп; он спросил ее, не стряслось ли чего-нибудь.
— Нет, решительно ничего! — с удивлением ответила Мария. — Но если ты чего-нибудь ждешь, то, мне кажется, тебе нужно поскорее вернуться домой, а не оставлять жену в беде...
Йенс Воруп ответил, что приедет в Фьордбю вечерним поездом и около семи будет дома.
В том же поезде, который привез владельца Хутора на Ключах, приехал и некий господин из Копенгагена. В Фьордбю он нанял машину и поэтому явился на хутор раньше Йенса Ворупа, который, в отличие от былых дней, тащился в экипаже очень медленно. Приезжий имел весьма официальный вид. Он коротко представился Марии как директор кредитного общества и уселся в кабинете в ожидании хозяина. Когда тот, наконец, прибыл, они заперлись. Мария приказала Карен уложить детей, а сама села в столовой и занялась штопкой; она чувствовала, что надвигается гроза.
Должно быть, они разговаривали в кабинете очень тихо, так как Мария ничего не слышала. Через некоторое время в столовую вошел Йенс, лицо его было землисто-серым.
— Сходи за отцом, милая Мария, — произнес он еле слышно, его губы дрожали.
— Что случилось? — холодно спросила Мария: она рассердилась за то, что муж до сих пор не посвятил ее в свои дела.
— Ах, все это кредитное общество! Оно хватает меня за горло, потому что я взял ссуды под несколько хуторов, а потом продал кое-что из живого инвентаря. Может быть, твой отец мне поможет? Мария, милая!
Однако Мария отказалась звать старика.
— Мой отец у нас на хуторе вообще нежеланный гость, так нечего ему бежать сюда, как только свистнут, — решительно ответила она. — Если он тебе нужен, поезжай сам с директором в «Тихий уголок» и договаривайся с отцом у него в доме. Но я хочу тоже присутствовать при вашем разговоре, так и знай!
Это пришлось Йенсу Ворупу не совсем по вкусу, но у него прямо ноги подкашивались, и он противоречить жене ни в чем не решился. Директор кредитного общества попросил разрешения позвонить по телефону и заказать машину, пусть придет в девять часов в деревню. Он и слышать не хотел ни о какой ночевке на хуторе, хотя это было бы проще всего. И Мария поняла, что он намерен поступить с ними круто.