В злом сердце Бог не живет

Об авторе:

Александров Александр Валерьевич

Родился 27 февраля 1961 года в г. Няндома, Архангельской области.

Закончил музыкальную школу. Активно занимался боксом. Служил в армии. Закончил факультет журналистики Санкт-Петербургского государственного университета (1994 г.)

Работал корреспондентом и зав. отделом в периодических печатных изданиях Архангельской области и Санкт-Петербурга; пресс-секретарем в Комитете по вопросам законности, правопорядка и безопасности Правительства Санкт-Петербурга; режиссером в телекомпании «Европа ТВ».

Лауреат и дипломант всероссийских литературных премий и конкурсов.

Член Союза журналистов России.

Член Союза писателей России.

Город тихо дремал, погрузившись в ночную мглу, и мохнатые серые облака мягко скользили по мокрым крышам, отражаясь в затуманенных зеркалах рек и каналов, слегка подсвеченных размытыми пятнами световой рекламы и уличных фонарей.

Нудный дождь беспрестанно барабанил в оконное стекло, по стенам и потолку струились причудливые тени. Иногда с улицы доносились звуки проезжающих мимо машин – и вновь наступала тишина.

Было уже далеко за полночь, а я никак не мог совладать с бессонницей. Я зажмуривал веки, пытался считать до ста, гнал от себя навязчивые мысли, но все было бесполезно. Призраки прошлого цепко держали меня. Полузабытые лица, слабый аромат растворившихся во времени дней и ночей, едва уловимые отголоски той, прежней жизни, к которой нет, и никогда не будет возврата…

Сквозь шум дождя мне послышался голос. Далекий, чистый голос итальянского мальчика, взывающего к небу. Протяжные, высокие звуки печальной песни, словно неслись откуда-то издалека, из солнечного и теплого детства: «А-а-а-ве-е, Мари-и-и-я-а-а-а-а… А-а-а-ве-е, Мари-и-и-я-а-а-а-а» Не знаю, почему возникла эта мелодия в моей душе, из каких лабиринтов подсознания выплыла она, но так явственно зазвучали вдруг эти волшебные ноты, что горло перехватило, а глазам стало горячо. «Святая Мария, матерь Божия, молись о нас грешных, ныне и в час смерти нашей… Аминь» – так, кажется, можно было перевести слова из той песни-молитвы.

Я ощутил себя слабым и одиноким. Леденящая пустота простиралась вокруг. Лишь небо давало надежду… Я знал, что завтра наступит день – и все изменится. Мир теней не выстоит против света. Надо было только дожить до утра.

Солнце слепило глаза. Я вышел из подъезда и направился через двор к арке.

– Привет, Роберт! – донеслось до меня.

Я обернулся и увидел Ефима, нашего дворника. Он догонял меня быстрыми торопливыми шагами.

– Извини, – смущенно произнес Ефим, поравнявшись, – рублей пятьдесят не одолжишь? На пиво…

Вид у него был слегка помятый; резкий запах винного перегара вырывался изо рта; на щеках серебрилась колючая недельная щетина, а покрасневшие близорукие глаза смотрели сквозь толстые стекла очков с ожиданием и надеждой.

– Перебрал вчера?

– А-а-а-а… – дворник махнул рукой и кротко улыбнулся.

Я полез в карман, достал деньги, протянул ему. Ефим любезно кивнул в ответ.

– Я отдам… Не сомневайся.

А я и не сомневался. В крайнем случае – не отдаст, так отработает… Ефим был, что называется, мастер на все руки: и сантехник, и электрик, и плотник… Дворником он стал по стечению обстоятельств, после неудачного развода, а до этого трудился инженером в одной промышленной компании.

Хлопнула входная дверь, на залитый солнцем двор вышел мой сосед по подъезду – Сан Саныч. Он жил на верхнем этаже, в пятикомнатной коммунальной квартире, с дочерью-студенткой и супругой. Семья занимала три комнаты из пяти. В оставшихся двух доживали свой век одинокие петербургские старушки.

Несмотря на разницу в возрасте, мы были с ним в чем-то похожи: оба приехали в Петербург из провинции; оба – представители творческих профессий: он писатель, я – режиссер; оба какую-то часть жизни отдали спорту, служили в армии… В общем, много у нас было общего, кроме одного – он был счастлив в своей семейной жизни, а я одинок.

Иногда, по-соседски Сан Саныч заглядывал ко мне в гости, в мою однокомнатную квартиру на первом этаже. Мы смотрели футбол, выпивали, болтали о женщинах, об искусстве, вспоминали прошлое. Он был интересным собеседником.

– Прекрасное утро! – воскликнул сосед, пожимая нам руки. – А ночью какой был дождь… У меня на кухне опять протекло. Ты, Ефим, забрался бы на чердак, посмотрел… Может что там подлатать надо?

– Посмотрю… – пообещал дворник. – А ты, Сан Саныч, когда мне свою новую книгу подаришь? Дописал уже?

– Скоро, две главы осталось.

– Давай-давай, – похлопал его по плечу Ефим. – Пиши, пиши…

– Ты куда? – Сан Саныч повернулся ко мне. – На работу?

– Да.

– Подвезти?

– Нет, я пешком. Прогуляюсь…

Сан Саныч понимающе улыбнулся.

– Твоя-то «ласточка» как, бегает? – спросил он.

– Бегает, чего ей сделается. Надо только масло поменять… – ответил я. – Кстати, говорят, скоро наш дом на капитальный ремонт закроют?

– Чушь собачья, – уверенно заявил Ефим. – Я сколько лет уже это слышу. И про капитальный ремонт, и про расселение, и про то, что здесь якобы гостиницу сделают…

– Да-а, не хотелось бы никуда отсюда съезжать, – вздохнул Сан Саныч. – Душа к этим стенам прикипела.

Дом, в котором мы живем – старинный особняк графа Кушелева-Безбородько. Этому дому уже много-много лет. Он стоит на углу набережной Кутузова и Гагаринской улицы. В конце XIX века здесь размещалась Кушелевская картинная галерея, позднее вошедшая в состав Эрмитажа и других музеев. Многих знаменитостей помнит этот особняк. В разные годы здесь можно было увидеть известного авантюриста графа Калиостро, классика русской литературы Тургенева, поэта Сергея Есенина. В 20-х годах прошлого века в здании работала «Фабрика эксцентрического актёра», организованная кинорежиссёрами Козинцевым и Траубергом. Каждый камень здесь дышит историей, хранит отголоски давно минувших дней.