V.
Шрифт:
– Думаешь, там будет война?
– Может быть. Ты же читаешь газеты. – Чтение газет сводилось у Профейна к беглому взгляду на первую страницу «Нью-Йорк Тайме». Если на бумаге не было аршинных заголовков, значит, мир находился в хорошей форме. – Ближний Восток – колыбель цивилизации и, возможно, ее могила. Если уж Стенсилу не отвертеться от поездки на Мальту, то он не хочет ехать только с Паолой. Он ей не доверяет. Ему нужен человек, который сумеет занять ее, послужит, если угодно, своего рода буфером.
– Им может быть кто угодно. Ты говорил, что Братва всюду чувствует себя как дома. Почему не Рауль, Слэб
– Но она любит именно тебя. А почему нс ты?
– А почему я?
– Ты не принадлежишь к Братве, Профейн. Ты оставался в стороне от этой рутины. Весь август.
– Нет, нет, у меня была Рэйчел.
– Ты и от нее остался далек, – сказал Стенсил с кривой ухмылкой.
Профейн отвел глаза.
Они шли по Третьей авеню, шатаемые мощным ветром Улицы; кругом тревожно трепетали ирландские флаги. Стенсил болтал без умолку. Рассказал Профейну о публичном доме в Ницце, где были зеркала на потолке и где ему как-то почудилось, что он нашел свою V. Потом рассказал о мистическом переживании, которое он испытал перед посмертным гипсовым слепком руки Шопена в музее «Сельда» на Майорке.
– Никакой разницы, – вдруг звонко выкрикнут он, и двое бродяг неподалеку захохотали. – Как живая. Выходит, у Шопена была гипсовая рука.
Профейн пожал плечами. Бродяги сели им на хвост.
– V. угнала самолет; старый французский истребитель, вроде того, на котором разбился молодой Годольфин. О Всевышний, какой, надо думать, был полет: из Гавра через Бискайский залив куда-то на задворки
Испании. Дежурный офицер смог припомнить только, как свирепый гусар – так он ее назвал – в рыжей плащ-палатке пронесся мимо, ослепительно сверкнув глазным протезом в виде часов – «на меня будто глянул злобный глаз самого времени».
– Одно из ее отличительных качеств – постоянная смена личин. На Майорке она провела по меньшей мере год под видом старого рыбака, который вечерами курит трубку, набитую сушеными водорослями, и травит ребятишкам байки о контрабанде оружия в Красном море.
– Как Рембо, – предположил один из бродяг.
– Может, она видела Рембо в детстве? Может, года в три или четыре она проезжала те места, где деревья были украшены серыми и алыми гирляндами распятых англичан? Может, она была живым талисманом махдистов? А повзрослев, стала любовницей сэра Аластэра Рена и жила в Каире?
Кто его знает. В этой истории Стенсил предпочитает полагаться на субъективное мнение людей. Правительственным отчетам, гистограммам и массовым движениям ни в коем случае доверять нельзя.
– Стенсил, – провозгласил Профейн, – ты напился.
Верно. Подступающая осень несла с собой достаточно холода, чтобы отрезвить Профейна. Но Стенсил, похоже, был пьян не только от выпивки.
V. в Испании. V. на Крите. V. получила травму на Корфу, партизанила в Малой Азии. Давая уроки танго в Роттердаме, приказала дождю остановиться – и ливень кончился. Как-то тоскливым летом в Римской Кампанье, напялив трико, украшенное двумя китайскими драконами, подавала мечи, шарики и цветные платки заурядному магу Уго Медикеволе. Быстро обучившись, нашла время для разработки собственных магических трюков, и однажды утром Медикеволе обнаружили в поле, где он беседовал с овцами о кучевых облаках. Он был сед как лунь и мыслил на уровне пятилетнего ребенка. V. исчезла.
Так они и шли
V. к этому времени была на удивление фрагментарной концепцией.
– Стенсил едет на Мальту, словно мнительный жених на свадьбу. Это брак по расчету, устроенный Фортуной, которая в каком-то смысле каждому и мать, и отец. И Фортуна, по идее, должна заботиться о том, чтобы брак получился удачным, ибо она тоже хочет, чтобы кто-нибудь присматривал за ней в старости. – Профейну это показалось полной ерундой. Тут выяснилось, что они уже бредут по Парк-авеню. Бродяги, почуяв чужую территорию, усвистали на запад и скрылись в парке. Что они там найдут?
– Может, надо принести искупительную жертву? – спросил Стенсил.
– Какую? Коробку конфет, букет цветов? Ха-ха.
– Стенсил знает, что надо. – Они стояли перед зданием, где размещался офис Эйгенвэлью. Случайность или умысел? – Подожди на улице, – велел Стенсил. – Стенсил вернется через минуту. – И скрылся и вестибюле здания.
В тот же момент полицейская машина, появившаяся за несколько кварталов от них, повернула на Парк-авеню и покатила к центру. Профейн пошел вперед. Машина, нс останавливаясь, проехала мимо. Профейн дошел до угла и повернул на запад. Когда он обогнул здание, Стенсил высунулся в окно последнего этажа.
– Иди сюда, – завопил он. – Ты должен помочь.
– Я должен? Да ты рехнулся.
– Поднимайся, – нетерпеливо крикнул Стенсил, – пока полиция не вернулась.
Профейн замешкался, считая этажи. Девятый. Пожал плечами, вошел в вестибюль и на лифте поехал вверх.
– Можешь открыть замок? – спросил Стенсил. Профейн рассмеялся.
– Хорошо. Тогда тебе придется лезть в окно. – Стенсил пошарил в подсобке и вытащил моток веревки.
– Мне? – переспросил Профейн. Они полезли на крышу.
– Это важно, – умоляюще бормотал Стенсил. – Представь, что ты с кем-нибудь враждуешь. Но с врагом необходимо встретиться – с ним или с ней. Наверняка ты постараешься, чтобы встреча прошла как можно менее болезненно.
Они прошли по крыше и остановились точно над офисом Эйгенвэлью.
Профейн посмотрел вниз на улицу.
– И ты хочешь, – бурно жестикулируя, спросил он, – чтобы я спустился по стене, где нет даже пожарной лестницы, к этому окну и открыл его?
Стенсил кивнул. Так. Опять Профейну лезть в боцманскую люльку. Только на этот раз Хряка рядом нет, спасать некого и никакой выгоды не предвидится. От Стенсила награды не дождешься, поскольку у людей, устраивающих всякие эскапады на втором (или на девятом) этаже, нет понятия о чести. Стенсил – существо еще более неприкаянное, чем он сам.