Вадбольский
Шрифт:
Блин, да не будет никакой другой. Выжимай из этой всё, что сможешь, дубина. Пока престарелый спутник спит, сделай всё для выживания в этом неласковом мире!
Утром Иван не поднялся, кряхтя и с трудом разминая спину, а почти вскочил, размял плечи и спину, чего не делал, думаю, очень давно.
— А в самом деле, — сказал он с удивлением, — то ли отоспался, то ли ваше лекарство, барин…
— То ли ещё будет, — заверил я, сам воспрянув духом, вообще-то малость сомневался в своем умении. — За недельку придешь в себя. И будешь как новенький!..
— Завтра выедем к деревне, потом заедем в село, пополним припасы, а ещё через двое суток, если в том же направлении, попадется настоящий город… или городок, как считают.
Объясняя, он быстро разжег костер из почти погасших углей, сварил похлебку, закусили ломтями вяленого мяса с хлебом, и снова в путь.
Я тем времени прошёлся вокруг стоянки, сорвал верхушки с пары пучков травы с тычинками и пестиками, там самое ценное, Иван поднял голову, сказал с удивлением:
— Зачем?
— Целебное, — пояснил я.
Он покачал головой.
— Это же обыкновенный бурьян!
Я взглянул строго, поднял кверху указательный палец.
— Бурьян — это ценнейшее лекарственное растение, свойство которого ещё не раскрыты.
Он умолк обалдело, потом спросил осторожно:
— Но вам раскрыли?
— Старые книги, — напомнил я возвышенно.
Он вздохнул, покачал головой.
— Уже начинаю думать, а вдруг в самом деле не баронет, а вовсе граф?
— Правильно думаешь, — сказал я значительно и добавил: — Но почему только граф?
Он распахнул рот от изумления:
— Неужто, батюшки… князь?
Я таинственно улыбнулся и не ответил, но вид у меня был «бери выше, но сам не скажу».
Пока едем верхами, я посматриваю по сторонам, память услужливо сообщает названия и генезис всех деревьев, кустарника, даже травы, как только брошу взгляд в их сторону, хотя нужно ли мне знать, что вот та травинка с блеклым жёлтым цветочком называется календулой, по латыниCalendula officinalis из семейства астровых, то есть Asteraceae, и ещё семьдесят две страницы убористого текста как она размножается, когда начинает цвести и когда заканчивает, какой величины и формы плоды, как и чем пахнет, какие побеги, на что похожи, из чего состоят, какие у неё соцветия, а ещё около ста страниц описания внутреннего строения клеток и особенностей фотосинтеза.
Нужно как-то упорядочить эти знания, без Сети кажутся хаотичными, научиться их ранжировать, иначе утону и ничего полезного не извлеку.
Именно это скопление знаний, что из количества иногда переходит в качество, подсказало, вон там вперед в двадцати шагах от великолепного дуба может находиться закладка, или как её называли в старину, клад.
Девяносто два процента вероятности, сказала интуиция, очень уж удобное место, приметный издали дуб, недалеко от дороги, торчит из земли скала в пару саженей, до половины обросшая мхом…
А на чем основано, спросил я мысленно, на что тут же получил ответ, что сообщение основано на основе обработки семи
Дескать, через семьсот шагов находится то, что называется кладом или схроном. Ну, скорее всего. Вероятность девяносто…
Я сказал мысленно, что если ошибется, я сотру все анекдоты, чтоб Алиса прониклась, как важно не ошибаться, а то совсем обнаглела. Интуиция должна быть безошибочной и выдавать результат сразу, как бы по наитию, без всяких рассусоливаний и сложных расчетов.
Иван встрепенулся, посмотрел по сторонам.
— Привал?
— Да, — ответил я, — что-то кони запарились.
— Ну ладно, — сказал он с сомнением, — я подберу место.
— Я сам, — сказал я и пояснил, — должен уметь что-то и сам.
Он усмехнулся, но ничего не ответил. Я повернул коня, тот повиновался охотно, там же кусты с молодыми веточками и просто шелковая трава, Иван вздохнул, но повернул коня следом.
Следуя инструкции, я как робот послушно и правильно расседлал коня, стреножил и пустил пастись, а сам вытащил из мешка лопатку и отошел от дуба на двадцать шагов в ту сторону, куда указывает интуиция, за которой стоит огромная проделанная работа суперкомпьютера в пластине под верхней костью черепа.
Когда я отошел от дуба на десяток шагов, и с лопатой в руках начал ковырять землю, Иван спросил насторожено:
— Что случилось?
— Корни, — пояснил я. — Нужные! Видишь, листья лиловые?.. Обычно серо-зеленые, а здесь, погляди, ну прям совсем, ага?. Значит, очень лечебные. Насобирали из земли и прочей природы много целебного. В продаже их найти трудно.
Он предложил:
— Я выкопаю!
Я отмахнулся.
— На тебе костер, вода, еда, а я баронет простой… копаю глыбже, бросаю дальше.
Он усмехнулся, пошел собирать сучья. Я продолжал всаживать лопату в твердую слежавшуюся за века землю, руками с трудом выламывал плотные ломти, не иначе как динозавры что-то прятали, земля настолько твердая, что даже не знаю, сколько лет вот так уплотнялась.
Вырыл чуть ли не до пояса, интуиция шепнула виновато, что глубже не стоит, надо вправо или влево. Всё равно здесь ориентиры самые те. К таким привязывают схованки девяносто два процента населения.
Ошибешься, пригрозил я, удавлю.
Девяносто два процента, напомнила интуиция, это не сто.
Зараза, ругнулся я. Прикалываешься над царем природы, вершиной пищевой цепочки?
Иван уже кипятит воду в котелке, на меня поглядывает с недоумением, я спохватился, что ещё не нарыл корней, подозрительно. Торопливо навыдергивал из верхних ломтей земли, скажу насчёт особой лечебности, должен поверить, вот как я хозяев подлечил, а теперь его взбадриваю, как он считает.
Остриё лопаты уткнулось в по-настоящему твердое, когда уже почти собрался вылезать. Торопливо почистил налипшую глину, вскоре сверкнул бок кувшина, да не обычного из глины, а настоящего медного, даже с выпуклым узором.