Вадбольский
Шрифт:
Иван что-то ощутил, поднялся и подошел к яме.
— Ого, — сказал он с уважением. — Неужто схрон? Везучий вы, барин! Не простой человек схрон сделал! Хотя и понятно…
— Что понятно? — спросил я с насторожённостью.
— В старину в здешних землях, — пояснил он. — как говорят старые люди, целые царства гибли. Одна война за другой. Люди то и дело закапывали своё добро, и далеко не все за ним возвращались.
Я с трудом выдернул влипший в глину кувшин, поднял на край ямы.
— Почисти, потом посмотрим.
Его глаза вспыхнули
Я хлебал горячий супчик и чувствовал как усталость заползает во все клетки тела. Наниты делают всё, чтобы поддерживать организм в наилучшей форме, но и они не всесильны, я должен кормить это тело, давать отдыхать как мышцам, так и нервной системе.
Он старательно чистил кувшин, там залитое сургучом и клеем горлышко, наконец протянул мне.
— Ваша милость, печать?
— А ты что, — спросил я, — сломать не в силах?
Он с неловкостью улыбнулся.
— Это лучше делать благородному человеку. А мы что, мы чёрные люди.
Я молча раздолбал ножом многослойную печать, под ней затвердевший до состояния камня пчелиный воск. Озлился, у глиняного уже срубил бы длинное горлышко, но тут толстая медь.
Наконец остатки воска рухнули вовнутрь, я с усилием перевернул кувшин, и на скатерку хлынул жёлтый поток золотых монет и ручеек серебряных.
— Нехило, — пробормотал я. — Да, это не три миллиарда долларов, что нашли на затонувшем у берегов Гайаны корабле, но для нас и медяки сейчас весьма так…
Иван заворожено смотрел на горку золота.
— Это же… Это же какое богатство! Не иначе князь свои сокровища припрятал!
— Или жалованье армии, — предположил я. — А что? Бывало по-всякому. Посчитай, а?.. Теперь можно не ночевать в конюшнях, как думаешь?
Забыв про обед, он принялся подсчитывать монеты, я отвернулся и пошел к костру, показывая Ивану, что доверяю ему полностью, и если спрячет пару золотых за пазуху, точно не замечу.
Часть первая
Глава 6
Следующим утром, едва я вышел из оцепенения, Иван подошел ко мне поникший и с осунувшимся лицом.
— Проснулись, ваша милость? А то вроде спите и не спите…
— Размышлял, — пояснил я. — Что случилось?
Он с тревогой посмотрел по сторонам, словно не в лесу, а в неблагополучном районе города.
— Ваша милость, — сказал он шепотом, — Ночью ещё раз трижды пересчитал… С ума сойти, одного золота на двадцать тыщ рублев! И серебра на пять. Теперь ходи и боись, да за такие деньги всё село могут вырезать. Да не только село, и город можно… Что теперь?
Я сказал небрежно:
— Золото переложи в мешок, завяжи покрепче, а серебро оставь нам в сумке для покупок в дороге.
Он вскрикнул:
— Да и серебра страсть как много!
— Тогда половину, — сказал я, — или треть. Скоро дорога выведет к городу, нужен ночлег, отдых, перековать мою лошадку, что-то подкова на левой передней
Он вздрогнул, сказал осевшим голосом:
— Да в селе с такими деньгами ещё страшнее! А в городе так и вовсе…
Я сказал легко:
— Да брось! Изи гоу, изи лефт, как говаривал Гомер. Это всего лишь деньги.
Он посмотрел с укором.
— Эх, барин… вы не просто благородный, а чуть ли не из семьи самого императора. Как можно так о целом мешке золота?
Я зевнул.
— Что-то мелкие у тебя мешки… Так, торба… Давай быстро перекусим, да в путь. Судя по карте, завтра к обеду то самое большое село, а завтра увидим стены города.
И снова дорога, дорога, хотя на самом деле не дорога, а только направление, но вот так покачиваясь в седле, когда ничто не отвлекает, я могу сканировать окрестность на десятки шагов во все стороны. Второй раз клад вряд ли попадется, зато все травы и полезные корни сразу высвечиваются в сознании. Сперва я сползал с коня и выкапывал, потом Иван заявил, что не господское дело заниматься тем, что может он, и с того раза я ему только указывал, а он собирал всё нужное.
У Василия Игнатьевича рак печени, но ещё и неполадки с почками, кровеносные сосуды слишком ломкие, аневризма брюшной аорты, так что трав нужно много и разных.
Идеально бы просто поправить ДНК, но для этого нужно оборудование, а для него технологии двадцать первого века, так что обойдемся пока тем, что доступно.
Да и Пелагея Осиповна держится изо всех сил, а их у неё тоже последние капли.
До села добрались к вечеру, заночевали у старосты, у него самая просторная хата, почти дом, перековали обеих лошадок, пополнили запасы еды, и завалились отсыпаться, не дожидаясь ночи.
Утром Иван выглядел невыспавшимся, но глубокие морщины стали мельче, а мелкие разгладились. Для мужчин это неважно, зато показатель, что организм здоровеет, крепчает, иммунная система на лету бьет всякую гадость, что норовит пробраться в организм, а гормональная заработала почти в прежнем режиме. Вполне возможно, ему уже начинают бабы сниться.
Пока он седлал коня, несколько раз так дернул ремень, затягивая подпругу, что конь зашатался.
Я сказал весело:
— Не задави лошадку.
Он оглянулся, сказал виновато:
— Да либо со мной что-то, либо с конём. Как будто лет тридцать сбросил!
— Ну, — ответил я, — не тридцать, это чересчурно, а лет пятнадцать вполне… Я же говорил, пятьдесят — не возраст.
Он охнул, глаза округлились.
— Да я уже дня три замечаю, но как-то не поверил… Неужто, правда?
— Если найду инвентарь, — сказал я, — то и для Василия Игнатьевича сумею.
Он оглянулся на котелок.
— А мне получилось?
— Ты не болен, — сказал я, — как Василий Игнатьевич. С ним сложнее, такое в лесу в котелке не получишь. Поехали! Чем скорее прибудем в город, тем быстрее сделаем.