Вадбольский
Шрифт:
Злость начала закипать, я сказал глухо:
— Вообще-то я баронет…
Он презрительно фыркнул:
— Баронет из богом забытой деревни!.. Да в Санкт-Петербурге лакей выше, чем все бароны Сибири!.. А я вот настоящий барон, потому что родился в Санкт-Петербурге и живу в Санкт-Петербурге, где проживает Его Императорское Величество и его императорская фамилия!
Злость зашевелилась в моей душе, ого, какая она, оказывается, мохнатая, начала с глухим ворчанием подниматься, словно я питекантроп какой,
Я спросил тихо:
— И чего ты хочешь?
Он дернулся, округлил глаза.
— Хочу, чтобы ты, тупая деревенщина, исполнилась почтения и благодарила за урок, как нужно себя вести в благородном обществе!.. Иначе тебя не допустят даже за столом прислуживать, а будешь только навоз конский убирать…
Я сделал ещё шаг, с силой ударил кулаком в живот, даже не стараясь попасть именно в солнечное сплетение. Он охнул и согнулся, а я, ухватив за голову, с силой рванул вниз, одновременно бросая вверх колено.
Раздался хряск, на пол посыпались обломки зубов. Я выпустил голову истинного санкт-петербургского барона, он рухнул навзничь, захлебываясь кровью из вдрызг разбитой нижней челюсти, да и верхней тоже.
Я отступил на пару шагов, прислушался. В коридоре тихо, шаги за окном во дворе, но быстро удалились.
Красавец барон застонал и попробовал перевернуться на бок. Я быстро подскочил и пинком вернул обратно.
— Слушай ты, гнида, — прошипел я ему в лицо. — Сегодня же уберешься в ту нору, откуда выполз, скотина…
Он прохрипел разбитым в лепешку ртом:
— В Сибирь… загремишь…
Я кровожадно улыбнулся.
— К себе домой?
Он запнулся, а я с силой ударил ступней в промежность. Он взвился от боли, едва не потерял сознание.
— Ещё пару раз, — прорычал я ему в лицо, — и у тебя не будет детей… понял, тупой дурак?
Он не ответил, я тут же с огромным удовольствием засадил ещё раз в то же место. Он едва не подпрыгнул из положения лежа плашмя.
— Ещё?
Он прохрипел, булькая и захлебываясь кровью:
— Не… надо…
— Почему нет? — спросил я. — Мне понравилось! Я же из Сибири, тупой и очень злой.
— Прошу…
— Чё-чё, — переспросил я. — Не слышу. Похоже, просишь добавки…
— Умоляю, — пробулькал он. — не… надо…
— Хорошо, — сказал я, вытащил нож и пощекотал ему горло. — Ладно, завтра попрощаешься с хозяевами и отбудешь. Я буду здесь бывать, всё проверю. Если найду… в общем, в тот же день склеишь ласты. Я человек дикий, злобный и нехороший. Мы, сибиряки, чтим только ведмедя! А я вообще дикий, зубами рву и кровь пью! Иди… Скажешь, на лестнице споткнулся.
Во внутреннм коридоре за дверью попался слуга, посмотрел на меня хитрыми глазами, но проговорил механическим голосом:
— Я ничего не видел. Я ничего не слышал.
Я кивнул и прошёл мимо. Похоже, слуг
И только в своей комнате ощутил, ярость трясет, как медведь грушу. Сердце барабанит быстро и часто, едва не выпрыгивает, кровь шумит в ушах, в голове теснятся сцены, как разбиваю этой сволочи череп, вырываю нижнюю челюсть и выбрасываю в окно, ещё выбиваю глаза, засовываю руку в рот и вырываю язык, тоже вышвыриваю в окно, там бегают голодные собаки…
Да что со мной? Никогда такого не было, никогда так меня не трясло и не корёжило. Вот уж правда, жил в стерильном мире среди воспитанных и крайне интеллигентных людей, даже не представлял, что могу столкнуться с подобным хамством не где-нить в деревенском кабаке, а в приличном доме в центре Санкт-Петербурга.
Часть первая
Глава 13
Утром меня ждал неприятный сюрприз. Сразу после завтрака хозяин позвал в кабинет, сам опустился в просторное кресло, мне сесть не предложил, не по рангу, сказал с ходу:
— Мы с Антонино й Ивановной посоветовались и решили оформить над тобой попечительство.
Я насторожился, спросил:
— Что это? Зачем?
— Такой закон, — ответил он равнодушным тоном. — Ни один человек не может быть оставлен без опеки, ну разве что простолюдин, да и то не в столице. Но опека только для тех, кто не достиг четырнадцати, однако попечительство до восемнадцати.
Я охнул.
— Зачем это?
Он назидательно поднял палец.
— Чтобы молодых изначально вела по жизни рука взрослых и опытных в жизни, не давая сойти на опасную или преступную дорожку. Мы с Антониной Ивановной решили отдать тебя в воинское училище.
Я запротестовал:
— Я приехал поступать в Академию!
Он поморщился.
— Амбиции, амбиции. Ты из глубинки, даже в воинское удастся воткнуть только с моей помощью и связями, а Академия находится под рукой Государя Императора. Туда стремятся лучшие из лучших! Да вся столица туда рвется!.. Сто тридцать лучших из лучших… из лучших аристократических семей Петербурга… на каждое из мест!
Я покачал головой.
— Уж простите, но я в Академию.
Он повысил голос:
— Как твой попечитель, я запрещаю…
— Вы не мой попечитель, — напомнил я вежливо. — Как это вы за ночь успели оформить документы?.. Извините, Кирилл Афанасьевич, у меня дела, вынужден покинуть ваш дом. Простите великодушнейше, я спешу…
Я повернулся и вышел из кабинета. В груди кипит, жар прокатился по телу, поднимая давление крови.
На улице поймал извозчика, тот мигом доставил до гостиницы. Мужик за стойкой взглянул с интересом, если благородный не ночевал, и вернулся утром, то должен быть с побитой и пьяной, но довольной мордой.