Вадбольский
Шрифт:
Автомобиль пронесся мимо, грохоча, гремя и рассыпая искры, лошади пугались и пытались выдернуть из рук извозчиков вожжи, народ вяло ругался на дьявольские игрушки, но видно, уже привыкли.
— Самобеглая коляска, — сообщил я. — Интересно, на дровах, на мазуте или уже на бензине… Прогресс, Иван!.. Когда-то и себе такую купим! Будешь ездить…
Он сплюнул, торопливо перекрестился.
— И попасть за это в пекло?
— Пойдем отыщем гостиницу, — сказал я.
Он пугливо огляделся по сторонам.
—
— Иван, — сказал я с укором. — Пелагея Осиповна говорила, ты служил в императорской армии?
Он сказал со вздохом:
— И служил, и повоевал… Но в столице никогда не был. Россия велика… Такого никогда не видел!
В нашу сторону уже оглядывались свободные извозчики, большинство приехавших встречали собственные экипажи, я не успел сделать шаг, как один соскочил с козел и, поклонившись, сказал учтиво:
— Куда господа изволят?
— В приличную гостиницу, — сказал я, — но не на другой конец города, знаю вас. Во сколько обойдется?
— Семь грошей, ваша милость.
— Дам пять, — сказал я, — или спросить вон того рыжего?
— Пять грошей, — сказал он торопливо. — Садитесь, с ветерком довезу! Быстрее этих чадящих ведер!
Он распахнул перед нами дверцу, Иван было заартачился, барин должен идти впереди, но я подтолкнул его в спину и запрыгнул следом.
— Гостиница «Золотой Колос», ваша милость! — крикнул извозчик.
— Годится, — ответил я. — Гони.
Иван осторожно опустился на мягкое сиденье, прям два диванчика напротив один другого, как раз для четырех пассажиров, поскреб пальцем кожу, стараясь понять, из какого зверя выделана.
Водила взялся за вожжи, лихо и без нужды взмахнул кнутом, кони сами пошли бодрой и красивой рысью. Копыта бодро цокают по камням, из-под стальных подков вылетают крохотные злые искорки, булыжники после недавнего дождика чисто вымытые, некоторые вообще полупрозрачные с цветными жилками внутри.
Иван не отрывался от окошка, прошептал тихо:
— А чё она… как плывет? Но быстро!
— У вас в глубинке, — пояснил я, — ещё не знают про рессоры. На подводах их нет, а на коляски уже ставят.
— Здорово, — сказал он зачарованно, потом погрустнел, — а у нас живут, и не знают…
— Всё впереди, — утешил я, — и снег, и ветер, и звезд ночной полет… А самобеглая, ну и что, что самобеглая? Будут и самоплавные, и даже самолетные. Мир растет вширь, вглыбь и даже ввысь, Иван! И мы как бы тоже.
— Вглыбь?
— Вглыбь пока рано, а вот ввысь очень даже!..
Он сказал с дрожью в голосе:
— Как народу много!.. А когда работают?..
— Работающие работают, — пояснил я. — А эти так… Либо выходной, либо домочадцы.
Он охнул:
— Как же их тогда упомнить?
— А зачем?
— А здороваться?
— Тут не деревня, — пояснил я с чувством столичного жителя, — в городе
Он буркнул:
— Да сюда и пять грошей много.
— Столица деньги любит, — сказал я наставительно.
Экипаж остановился у бордюра, по ту сторону широкого тротуара гордо высится широкое каменное здание из красного кирпича, четыре этажа, сравнительно широкие окна, без балконов и прочих излишеств, здание и строилось как доходное, без всяких там, надеюсь, не слишком дорогое.
Напротив нас массивная железная дверь с вензелями, слева массивный мужик, высокий и статный, мундир на нём такой яркий и столько на нём золотых вензелей и бранденбургеров, они же бранденбуры или бранденбурги, что не только деревенский житель примет его за самого важного на свете генерала.
Расплатившись с извозчиком, мы с Иваном подхватили мешки и соскочили на поребрик, оттуда протопали через тротуар к двери. Прохожие косились на обоих как-то странно, будто мы из странствующего цирка, Иван вжимал голову в плечи, я кивнул швейцару.
— Это и есть «Золотой Колос»? А то золота маловато.
Он окинул меня оценивающим взглядом, что-то уловил, одежда на мне худая, но сам я, видимо, выгляжу достаточно по-господски, вежливо поклонился и распахнул перед нами двери.
Иван чуть ли не на цыпочках вошёл следом, я слышал за спиной приглушенный вздох восторга. Просторный холл весь в мраморе, В нишах статуи в полный рост, пышные цветы в огромных каменных вазах, а под противоположной стеной широкий величественный стол, с той стороны в кресле развалился со скучающим видом мужчина в добротном сюртуке и чистит пилочкой ногти.
Я, громко топая, подошел к столу, регистратор или как он здесь, нехотя поднял взгляд усталых глаз.
— Э-э… господа, вы не ошиблись? Постоялый двор тремя кварталами ниже к реке…
Иван тут же дернул меня сзади за пояс, мол, я же говорил, я вперил в регистратора холодный взгляд.
— А не сказал ли наш Государь Император, что нельзя быть дельным человеком и думать о красе ногтей?.. Здесь есть администратор? Или сразу позвать хозяина?
Он вскочил, выронив пилочку, лицо от испуга стало серым.
— Что изволите? Только скажите!
Я произнес через губу, надменно, как подобает пресытившемуся всем аристократу:
— Два номера!.. Лучших.
Он выкрикнул угодливо:
— Будет сделано. На сколько дней?
— Пока на неделю, — бросил я, — там посмотрим.
Он торопливо выложил на стол два ключа и угодливо придвинул в мою сторону.
— Семьдесят седьмой и семьдесят восьмой номера, ваша… милость!.. На втором этаже, с самым лучшим видом на город! Васятка, живо за господами их вещи!