Вахтанговец. Николай Гриценко
Шрифт:
вые. Мужчины становятся женщинами, перекрашиваясь во все краски,
и хвастаясь бутафорским огнедышащим бюстом взамен правдиво дыша
щего сердца. Кого тут сегодня можно узнать, когда невинные мальчики
грезят о роковых «мачо», то и дело во всех наших и не наших фильмах,
спектаклях, телекадрах, рекламных роликах и клипах - сладострастно
поддергивающих разъезжающиеся ширинки на полуспущенных штанах.
Кого тут сегодня можно узнать, когда едва сформировавшиеся девочки
мечтают стать «путанами», полагая, что уходящим в бой солдатам надо
бросать не цветы и улыбки, но трусы и лифчики,
русской эротики.
Нет, память о прекрасных наших артистах достойна подлинного уваже
ния, истинного восхищения нравственной благодарности, светлых вос
поминаний, чудесных легенд с вечного Олимпа, а не пошлых баек сегод
няшнего «рынка», воспитания молодых художников не как идолов мас-
скультуры, но как лидеров великой общественной культуры.
И особенно бережно, быть может, надо говорить об актерах Театра име
ни Вахтангова, о тех, кто составил его ушедшую славу, о тех, кто и сегодня
в разных поколениях творит славу его нынешнюю. Вахтанговский театр -
театр уникальный, театр эксклюзивный, театр, где главное уже не столько
реалистические традиции, сколько ослепительные вспышки самых раз
ных творческих стилей, театр, созвучный времени, но не тому лишь, что
его окружает, а тому, что еще только чудится, только слышится в далеких
социальных перепадах, в шорохе подкрадывающихся катастроф, в фейер
верке грядущих радостей, театр Кассандры, театр «Принцессы Турандот»,
спектакля, так не подходившего вроде бы заботам двадцатых годов, но
навечно попавшего в списки сценической вечности. Как-то не замечено,
что именно над театром Вахтангова пролетает булгаковская Маргарита,
на пути своем из реалий в миф, из жизни обычной в бытие колдовское,
122
ВАХТАНГОВЕЦ
Николай Гриценко
из реалистического образа арбатской жительницы Маргариты Николаев
ны в образ ведьмы Маргариты, рядом с которой навсегда встанет отныне
имя Мастера. Колдовские были в этом театре и есть мастера, превратив
шие и самый простой свой арбатский адрес в сказочную прописку. И од
ним из таких «арбатских» вахтанговских, прибавим к этому еще и опреде
ление «булгаковских» мастеров. Был в этом театре Николай Олимпиевич
Гриценко. Посмотрим на его сценическую жизнь с другой, непривычной
вроде
не со знаменитых турандотовских масок, не с «агрессивного идиотизма»
Мамаева из спектакля «На всякого мудреца довольно простоты», не с ху
денького, лохматого авантюриста Ленского из михалковской комедии
«Раки», не с песенно-сказочного комбайнера Казанца из софроновской
«Стряпухи замужем», не с пылкой агитации за большевизм в бабелевской
«Конармии», не с обжигающего романтизма «Олеко Дундича» в однои
менном вахтанговском спектакле.
Начнем не с тех ролей, которые обычно читались гриценковским ам
плуа - развеселого клоуна, мастера яркой сценической гиперболы, острей
шей внешней характерности, ощущения театральности как редкого слома
жизненности, приемов открытого цирка вместо царствования «Станис
лавского» психологизма, постоянного чувства чудаковатости в человеке,
понимания как главного, в спектакле не самого сценического действия,
но как раз внезапных остановок в этом действии - броским раскрытием
тайны, шумной клоунадой, все повергающей во мрак, в смех, еще задол
го до разумных-неразумных, но возможных житейских финалов. Да, все
это было в ролях Гриценко, все это и действительно, его самая разноо
бразная актерская палитра, его собственная творческая школа, его почти
болезненная наблюдательность, его, если так можно сказать, не фанта
стический даже, а «сумасшедший реализм», с отсветами мировой чапли-
ниады, с печальным юмором нашего лирико-фарсового Юрия Никулина.
Но почему-то в тени остаются так называемые серьезные роли Грицен
ко, интеллектуальные его создания на этой, одной из интеллигентнейших
сцен мира, создания, в чем-то определившие и лицо самого Вахтанговско
го театра середины XX века, века, надломленного почти математически
точно на две половины - тоталитаризма и попыток освобождения. Роль
князя Мышкина, сыгранная в 1958 году Гриценко - одна из самых траги
ческих ролей мировой классики.
Труднейшей это была роль и для Гриценко особенно. Здесь невозмож
на была та пестрая, та безжалостная внешняя характерность, которая
отличала все его преображения до узнаваемой неузнаваемости. И, кста
ти, заметим, что изобильная внешняя характерность, как правило,
123