Валенки для бабушки
Шрифт:
– Да не дёргайся ты, я из-за тебя зигзагом побреюсь, – ворчит на сослуживца Костя, за то что тот криво держит осколок зеркальца. Боец готовится защитить честь своего подразделения.
С первых же аккордов гармошки лица красноармейцев расплываются в улыбках.
В середину образовавшегося круга выходит командир эскадрона и объявляет:
– Лучшему плясуну-победителю будет вручено именное седло с автографом командарма.
Звучат громкие подбадривающие крики красноармейцев:
– Не подведи,
– Задай жару! Отпляши седло!
Как истинный артист, Костя не спеша потирает руки, сплёвывает через левое плечо и этаким гордым гоголем вплывает в центр круга, начинает первый чечёточный заход. Музыка набирает обороты, плясун входит в раж, выкидывает невиданные коленца. Все ждут Костиной «коронки» – одновременного выброса в присядке обеих ног. Разгорячённый казак с лёгкостью исполняет этот сложный плясовой трюк.
Последний аккорд, артист хлопает себя по груди и эффектно разводит руки в стороны. Увлечённые пляской бойцы не замечают подъехавшего на коне Будённого.
– Браво, браво, – знатно пляшете! – перекрикивает аплодисменты командарм.
– Смирно! – кричит эскадронный и вытягивается в струнку перед Будённым.
– Вольно, бойцы, вольно… – Семён Михайлович слезает с коня, передавая поводья красноармейцу. Войдя в круг, жмёт руку разгорячённому плясуну: – Фамилия?
Костя радостно рапортует:
– Татарников, первый эскадрон.
Подают новенькое кавалерийское седло. На кожаной боковине нацарапан и прошит дратвой автограф командира Первой конной армии.
– Пляши и воюй дальше, – напутствует командарм. – Мне доложили, твой родной хутор недалеко. Можешь навестить, догонишь своих на марше.
…Части белой армии с большими потерями отступали к Крыму. Рядом с одной из санитарных повозок разорвался снаряд. Брезентовый тент разнесло в клочья. Возница еле сдержал взбесившихся лошадей и замертво свалился с облучка. Над раненой беременной женщиной с красным крестом на нарукавной повязке склонилась другая медсестра.
Перекрывая разрывы снарядов, она истерично закричала:
– Поручик, ваша жена рожает! Нужно остановиться: она ранена.
Офицер спрыгивает с коня, подбегает к повозке. Всё лицо жены залито кровью. Сквозь кровавую пену она успевает еле слышно произнести:
– Спасай ребё… – И умолкла. Навсегда.
– Нужно кесарево сечение, можем хотя бы ребёнка спасти, – говорит сестра и начинает искать сумку с инструментами, но её далеко отбросило взрывной волной. Ни скальпеля, ни бинтов, ни ваты – ничего нет.
– Чем резать? – медичка растерянно разводит руками.
Поручик решительно выхватывает штык-нож, подаёт девушке.
– Йоду бы немного или хотя бы водки – для дезинфекции, – по профессиональной медицинской привычке соблюдая антисептику, умоляюще
– Ты в своём уме?! Какой йод – она мертва! Режь! – яростно рычит офицер.
– Нет, нет! Не могу, руки дрожат – зацеплю ребёночка.
Поручик берёт нож у рыдающей девушки:
– Откуда начинать?
– Чуть ниже пупка.
Стиснув зубы, чтобы не потерять сознание, муж осторожно разрезает живот супруги. Дальше берётся за дело пришедшая в себя медичка: верёвочками от нарукавной повязки убитой матери перевязывает пуповину, командует поручику снять нательную рубаху, заворачивает младенца.
Бой к тому времени утих. Новоиспечённая «акушерка» виновато прячет глаза:
– Вы уж на меня не сердитесь, что я сама не смогла сначала.
Возле разбитой повозки останавливается группа всадников. Одеты кто во что горазд, только передний в лохматой огромной папахе и кавалерийской бурке.
– Привет от батьки Махно, поручик, – всадник спешился. – Изрядно он вас потрепал. Ты, наверное, думал, вас красные долбят, ан нет – батька постарался. Ему что белые, что красные – все одним миром мазаны.
Кивает одному из махновцев, тот вплотную приближается к медсестре и втаскивает её в седло. Она кричит, сопротивляется. Поручик одной рукой держит ребёнка, а другой пытается выхватить пистолет.
Махновец шашкой чиркает по лицу офицера:
– Не балуй, а наган дай сюды. И за неё не переживай: от объятий ещё ни одна баба не умирала.
Снимает папаху, протягивает отцу, которому только что оставил кровавую метку на всю жизнь.
– В тэбэ козак чы дивка? В моей папахе как раз поместится.
– Девочка, – превозмогая боль, хмуро отвечает поручик.
Всадники с гиканьем скачут прочь.
В хате Сидора. Анна штопает рубашку сына, которую он разодрал, упражняясь в ходьбе по натянутой проволоке.
– Когда-нибудь лоб расшибёшь, будет тебе цирк.
– Ага, дяденька ходил, ничё не расшиб.
Мать отрывается от шитья и со смешком:
– Он настоящий акробат, специально этому обучался.
Доня слегка облокачивается о колени матери:
– Вот я и учусь, артистом буду, а ещё писателем и врачом. – Он утвердительно хлопает мамку по колену.
– Да тише ты, на иголку наткнёшься…
Входит бабушка Аксинья, её домик неподалёку.
– Слышала, слышала, как Донюшка на трёх работах управляться собрался. Куда деньги-то складать будешь?
– Басиня, а я тебе новые валенки куплю, как у Рельсы Шпаловны… Ты же такие хочешь?
– Ну спасибо, внучок, дай Бог дожить до того времени.
Бабушка притягивает к себе мальчика и нежно гладит по бритой голове.
– Огород-от не копан ещё? Сидорка ведь заключённых прислать обешшал.