Валентина. Мой брат Наполеон
Шрифт:
— Я вновь вернул уважение, доверие и любовь императора, — заявил Мюрат позднее. — Теперь, когда мне, самому преданному из всех друзей, вновь позволено присоединиться к моему старому командиру на поле битвы, я буду счастлив до конца жизни.
Но вот его настроение переменилось.
— А может быть, я хотел сказать, — проговорил он тихо, — что император вернул мое уважение, доверие и любовь? (Мюрат размышлял над этим некоторое время.) Да! Именно это я имел в виду. Иначе ничто не заставило бы меня передать свои обязанности в Неаполе моей жене.
Наполеон уже приказал ему сделать это, и я не стала возражать.
— Итак, я назначаю вас королевой-регентшей, — объявил Мюрат величественно. — Должны править так, как позволяют ваши способности, а не
— Обещаю выполнять свои обязанности в меру своих сил и способностей, — пробормотала я торжественно.
Глава пятнадцатая
Не вижу смысла слишком долго задерживаться на катастрофических последствиях вторжения Наполеона в Россию, но мне не дает покоя та роль, которую сыграл мой муж в своей последней военной кампании под непосредственным командованием Наполеона.
Как только Наполеон перешел из Польши в Россию, Мюрат был в авангарде. Он красовался в чрезвычайно пышной форме — одной из многих — и размахивал не саблей, а золотым жезлом. Казаки, сами очень смелые и решительные, восхищались им и считали его легендарной фигурой, веселым и отважным воином, будто прибывшим с какой-то далекой планеты или сошедшим со страниц чудесной сказки. Мюрат часто мне писал, но лишь после Смоленска я начала улавливать между строк сомнения и даже недовольство. Тем временем великая армия Наполеона, вбив мощный клин, разъединила вражеские силы. Однако чем глубже она проникала в глубь России, тем труднее становилось снабжать войска продовольствием, и путь французских отрядов устилали бесчисленные трупы лошадей, объевшихся реквизированной несозревшей рожью.
Были и глупости, совершенные Жеромом. Мюрат горько жаловался на поведение моего самого младшего брата, короля Вестфальского и командующего небольшой армией в шесть тысяч человек. На одном из этапов кампании Жером должен был отрезать от главных сил русского генерала, однако более недели проболтался в Гродно, устраивая маленькие оргии с проститутками. То, что Наполеон освободил Жерома от должности командующего, явилось для всех слабым утешением.
Задолго до того, как всем стало ясно, Мюрат писал мне, что русская кампания проиграна. К тому времени Смоленск пал, но это был город дымящихся развалин, скорее тяжелое бремя, чем полезная добыча. Планомерный, организованный отход русских тревожил Мюрата. Каждый город и каждая деревня, занятая французами, были объяты пламенем. Никогда еще Мюрату не приходилось видеть войны, которая велась бы с подобной жестокостью; русские действовали так, будто находились не у себя дома, а на вражеской территории. Цель их беспощадной борьбы состояла в том, чтобы не только лишить Наполеона возможности реквизировать продовольствие, но и устроиться на зимние квартиры, а ранняя русская зима была не за горами. Наполеон оставался невозмутим.
— Мы должны перезимовать в Москве, — заявил он Мюрату.
Наполеон не сомневался: русские никогда не разрушат Москву.
Между тем поступили печальные известия из Испании. В битве при Саламанке английский командующий, генерал Веллингтон, взял в плен шесть тысяч французских солдат. И опять Наполеон казался невозмутимым. Дескать, будет нетрудно позднее расколоть армию Веллингтона и вновь оттеснить ее к побережью. Мюрат в это не верил, как, впрочем, и я, ибо к тому времени, очнувшись от гипноза, стала смотреть на вещи реалистичнее. Твердо убежденная в том, что империя Наполеона разваливается, я написала Мюрату условными фразами, призывая его бросить Наполеона и как можно скорее возвращаться в Неаполь; здесь я правила достаточно успешно и не сомневалась, что, если мы с Мюратом будем действовать сообща, сумеем удержать Неаполитанское королевство для себя, независимо от дальнейшей судьбы Наполеона.
Пока Мюрат колебался, Наполеон продвигался по направлению к Москве и сошелся с русской армией возле деревни Бородино, в пятидесяти милях от столицы. Тут он заболел и, теряя драгоценное время, пролежал в постели два дня. Что-то случилось с мочевым пузырем. Живот
Главнокомандующий, всегда сам руководящий действиями великой армии, попал в крайне затруднительное положение. Верный камердинер Констант столкнулся с задачей посерьезнее, чем поиски для Наполеона очередной постельной партнерши. Быстренько он раздобыл принадлежности для письма, и Наполеон, сидя в постели, дирижировал наступлением с помощью письменных приказов и распоряжений. Еще больной и слабый, он появился ненадолго под конец Бородинского сражения, но практически не принял в нем участия. Победа под Бородино стоила Наполеону убитыми тридцать тысяч французских солдат и сорок генералов. После сражения он удалился на отдых в ближайшую деревню, а Мюрат вступил в безмолвную и пустынную Москву. Пожары уже начались, а все, чем можно было их затушить, было увезено. Сильный ветер продолжал раздувать пламя, когда Наполеон въехал в Москву и обосновался в Кремле.
Устраивать зимние квартиры в полуразрушенной Москве? Мюрат понимал, что это невозможно; кроме того, с каждым днем уменьшались запасы продовольствия. Мюрат советовал Наполеону вывести войска, видя в этом единственный разумный выход из создавшегося положения, однако тот отказался прислушаться, а лишь бушевал, называя русских сумасшедшими и фанатиками. Наполеон предложил царю, как он считал, чрезвычайно выгодные условия мира, но царь даже не удосужился ответить, и Мюрат вновь заговорил об отходе. К несчастью, Мюрат имел неосторожность употребить слово «отступление», чем привел Наполеона в ярость. Задержки с мочеиспусканием прошли, но Наполеон жаловался на постоянное ощущение жжения, и это обстоятельство только усиливало его раздражение против всех и вся.
— Мы намерены отходить, а не отступать, Мюрат! — гремел Наполеон.
Затем немного успокоившись, он медленно проговорил:
— Мы одерживали одну победу за другой. Это неоспоримая истина. Получается парадоксальная ситуация: сильная победоносная армия вынуждена отходить. Невиданный в истории парадокс.
Победоносная армия? Пожалуй, Но все еще сильная? Наполеон вторгся в Россию с войском, которое насчитывало свыше полумиллиона человек. Из Москвы же он вывел немногим более ста тысяч, оставив позади небольшой отряд с приказом взорвать Кремль. Отдельные сражения и схватки сопровождали весь его путь до Сморгони, куда он прибыл в декабре. Отсюда Наполеон, передав командование действующей армией Мюрату, вместе с императорской гвардией устремился прямо в Париж. Вскоре после этого Мюрат наконец-то принял давно откладываемое решение и собрал генералитет. Однако вместо того, чтобы без всяких объяснений объявить о своем решении, он совершенно некстати попытался торопливо оправдаться.
— Господа, — заявил он, — считаю невозможным служить сумасшедшему. Не вижу никакой надежды на успешное осуществление его планов. Его слова так же мало внушают доверия, как и мирные договоры. Ни один правитель в Европе не верит им теперь. Если вы все еще продолжаете верить, то вам просто недостает моей прозорливости. Поступайте, как сочтете нужным, я же должен позаботиться о своем королевстве.
Один из присутствующих маршалов упрекнул Мюрата:
— Вы, Ваше Неаполитанское Величество, не должны забывать, что вы король только благодаря милости императора и своей французской крови. Вам также следует помнить: вы можете сохранить свой трон только с помощью императора и в тесном союзе с Францией. Вы ослеплены черной неблагодарностью.