Валентина. Мой брат Наполеон
Шрифт:
— Мой сын с момента его рождения будет провозглашен Римским королем, — сказал он мечтательно.
Затем, сердечно обнимая меня, он, к моему удивлению, сказал:
— Передайте своему мужу, чтобы он вел себя прилично и дал мне возможность продолжать любить его.
— Я удержу Мюрата от нападения на Сицилию без вашего разрешения, — пообещала я, — но мне кажется, что для вашей же пользы ему следует позволить продолжать укреплять свои вооруженные силы.
— В самом деле?
— Это заставит англичан быть
— Верно.
— А если они осмелятся пересечь Мессинский пролив, то у Мюрата будет достаточно сил встретить их, как следует.
— Верно, — повторил Наполеон, но было видно, что он едва слушал меня.
— Как это возможно для меня, — спросил он, дрожа от нервного возбуждения, — ждать семь или восемь месяцев рождения моего сына?
— Ваше Величество, — пробормотала я, не в силах отогнать забавную мысль, — вам пришлось бы значительно дольше ждать, если бы женились на индийской слонихе, а не на австрийской телке.
К счастью, славный Наполеон не услышал моих слов.
— Римский король! — внезапно воскликнул он. — А когда я умру — Боже мой! — император всего мира!
Именно тогда я по-настоящему встревожилась. Помешавшийся на власти Наполеон мечтал о еще большей власти и не сомневался в своем божественном предназначении.
Глава тринадцатая
В Неаполь я приехала утомленная путешествием и чувствовала себя неважно, словно на последнем месяце беременности. Была радостная и волнующая встреча с детьми, по которым я сильно скучала, однако Мюрата в королевском дворце Казерта — моем любимом палаццо и месте пребывания правительства — не оказалось. Поскольку он заранее знал о дне моего прибытия, я почувствовала себя не просто обиженной, но забытой. Его Величество король, информировал меня гофмаршал, находился в Пьяле, где учредил военную штаб-квартиру. Я немедленно послала ему — нет, не сердитое, а нежное и ласковое письмо. Он ответил в той же манере, но по-прежнему оставался в Пьяле. Тогда я спросила его в короткой записке, не возражает ли он, если я возьму все дела в Неаполе в свои руки и стану председательствовать на заседаниях государственного совета. Этот ход дал желаемый эффект.
Мюрат сразу же примчался в Неаполь и с порога в бешенстве начал меня обвинять.
— Ты хочешь меня отстранить! — бушевал он. — Я давно подозреваю тебя в этом!
— Какое замечательное приветствие! — заметила я с иронией. — Ты как будто считаешь меня не любящей женой, а противником.
Мои слова немного его успокоили. Он коротко меня обнял и поцеловал в щеку, как старую деву-тетку, которую он не терпит и рассматривает в качестве приживалки.
— Мне кажется, тебе нездоровится, — проговорил Мюрат небрежным тоном. — Сожалею.
— Это у тебя не все в порядке со здоровьем… психическим, — твердо парировала я. — Упрекнуть меня в стремлении отстранить тебя! Просто смешно!
— Во всяком случае, ты хочешь контролировать меня, — пожал он плечами.
— Да, для твоей же пользы. Если будешь продолжать игнорировать распоряжения Наполеона, ты сам же и сместишь себя.
— Я человек действия, Каролина. Не могу сидеть в военном лагере сложа руки и бить баклуши.
В этом была, конечно, главная закавыка: человек действия, военного действия. Воспитание подготовило его лишь для одной задачи: вести кавалерию в атаку.
— Ты действительно решил вторгнуться на Сицилию без разрешения Наполеона? — спросила я.
— Если меня будут слишком сильно дразнить, то да!
— Бедный Мюрат, ты, видимо, никогда не научишься проявлять терпение, — проговорила я в отчаянии. — Уверена, Наполеон в конце концов даст свое «добро», А пока, как я писала в одном письме, ты можешь спокойно увеличивать свою армию и делать вид, что вторжение вот-вот начнется. Ты знаешь причины запрета и должен признать их, подобно мне, совершенно разумными.
— С точки зрения Наполеона, конечно, но какое мне дело до его точки зрения? Он даже возражает против траты денег на строительство новых дорог, хотя они крайне нужны здесь. Когда я всходил на престол, я поклялся сделать свой народ счастливым и богатым. То была торжественная клятва, и я обязан ее выполнить. Кроме того, я хочу управлять как подлинный король и укрепить мои позиции, изгнав с Сицилии англичан.
— И потерять все? Ты хочешь, проснувшись однажды утром, обнаружить, что Неаполь присоединен к Франции? Нравится это нам или нет, ты должен подчиняться Наполеону. Веди себя так, чтобы, как сказал Наполеон, дать ему возможность любить тебя.
— Его любовь! — с презрением заметил Мюрат. — Я хорошо ее понимаю. Любовь хозяина к собаке до тех пор, пока собака остается послушной. «Сядь, Мюрат!» — Мюрат сидит. «Дай лапу, Мюрат!» — И он послушно протягивает лапу.
— При этом умильно виляя хвостом, — некстати пошутила я.
Мюрат лишь хмуро посмотрел на меня.
— Выводит меня из себя не только вопрос о Сицилии. Последний приказ Наполеона гласит: Неаполь должен торговать только с Францией! Единственно с Францией!
— Но, будучи французом, — сказала я, — разве ты не патриот Франции?
— Теперь моя страна — Неаполь, несмотря на сюзеренитет. От торговли с другими государствами было бы больше пользы для Неаполя. Разве не так?
— Согласна, — кивнула я, — но меньше пользы Наполеону.
— Он тоже извлек бы выгоду, если б проявил здравый смысл, заключив мир с Англией и торгуя с ней.
— А ты заключил бы?
— Да, черт возьми, но при одном условии.