Валет червей
Шрифт:
Я быстро сказала:
— Это хорошо, что у Шарло есть товарищ почти одних с ним лет. Я так рада, что у тебя есть сын, Лизетта.
— Ну конечно, прямо-таки ценное приобретение, — она уже пришла в себя и вновь улыбалась. — В последнее время, похоже, Арман изменился, — добавила она.
— О да, у него появилось настоящее дело. Граф рассказал мне о нем кое-что.
— Дело? Что за дело?
— Ну, знаешь, некоторых людей волнуют события, происходящие в стране.
— Неужели? — спросила Лизетта.
— Лизетта, уж ты-то
— Почему?
— Потому что они касаются тебя.
— Как они могут касаться меня?
— Помнишь мою мать?
— О да, — тихо ответила Лизетта.
— Тогда в городе находился агитатор. Именно его речи и вызвали ярость толпы.
— Я знаю. Давай не будем говорить об этом. Это просто невыносимо. Твоя мать была такой очаровательной… доброй дамой.
— Похоже, эти агитаторы разъезжают по всей стране. Как правило, эти люди — превосходные ораторы. Ну, и кое-кто весьма обеспокоен происходящим. Даже Арман.
— Даже Арман? — повторила она мои слова.
— Да, и он со своими друзьями создают свою организацию.
— И что они собираются делать?
— Они хотят попытаться как-то справиться с ситуацией. Я не знаю подробностей.
— Ага… я понимаю. Арман определенно изменился. Похоже, он наконец нашел дело, которое действительно волнует его.
— Арман был потрясен тем, что случилось с моей матерью. Это явно его расшевелило.
— Вплоть до ненависти к черни?
— Ее в нем всегда хватало. Но он теперь начал понимать, какую опасность представляет собой эта чернь. Так вот, он со своими друзьями собирается что-то предпринимать. Думаю, это неплохая мысль, правда?
— То, что люди начинают осознавать происходящее, и в самом деле хорошо.
— Дикон постоянно говорит об этом.
— Дикон! Я думала, что при встрече он говорил совеем о других вещах!
— Да, конечно, но он много говорил и о положении дел во Франции.
— А что он, англичанин, может знать о делах во Франции?
— Похоже, он занимается именно выяснением этого вопроса.
— А он рассказывает тебе, что ему удается узнать?
— Нет. По-моему, все это секретно. Я даже обвинила его в там, что он находится здесь с тайной миссией.
— Направленной, я полагаю, против Франции?
— Не знаю. Он мне не рассказывает.
— Он обворожительный мужчина. Просто не понимаю, как тебе удается сопротивляться ему.
Как и в прошлом, у меня не было секретов от Лизетты, и я призналась, что иногда это нелегко.
Она меня понимала.
— А что если ты выйдешь за него замуж? — спросила она.
— Я поклялась, что никогда не брошу отца.
— Уверена, он бы не потребовал, чтобы ты осталась с ним, если бы знал, что ты будешь счастлива в браке.
— Это значило бы требовать от него слишком многого. Если бы он узнал, что я хочу уехать, он, разумеется, отпустил бы меня. Но ты только подумай, ведь я должна буду забрать с собой и детей. Это было бы слишком жестоко.
— А меня? Меня бы ты тоже взяла с собой?
— Ну, конечно же, и тебя. Тебя и Луи-Шарля.
— Мне кажется, граф относится к Луи-Шарлю с любовью. Ты с этим согласна?
— Я в этом уверена. Луи-Шарль — очаровательный мальчик.
— Мне кажется, граф весьма внимательно посматривает на него, что кажется мне несколько странным, не так ли?
— Я не замечаю ничего особенного. Графу нравятся веселые дети. Отцу страшно не хватает моей мамы, и единственное, что доставляет ему радость, — это присутствие в доме детей.
— Его потомков… да. Но то, как он смотрит на Луи-Шарля…
— Ах, Лизетта, оставь свои навязчивые идеи.
— Какие идеи? — резко спросила она.
— Относительно твоего положения в доме. Ты постоянно напоминаешь, что являешься племянницей экономки.
— А разве это не так?
— Так, но это неважно.
— Это неважно… сейчас, — ответила она. — Если эти агитаторы добьются своего, возможно, окажется очень выгодным быть племянницей экономки и очень невыгодным быть дочерью графа.
— Что за абсурдный разговор! Слушай, а как ты думаешь, что будет, если вставить в прическу это зеленое перо? Вот так, под таким смешным углом?
— Очень забавно… и гораздо важнее, чем все нудные разговоры о государственных делах, — она выхватила у меня зеленое перо. — Смотри-ка! Давай вставим его вот сюда, так, чтобы оно торчало сзади. Здорово получается, правда?
Я взглянула на свое отражение в зеркале и состроила гримаску Лизетте, которая наблюдала за мной, слегка склонив голову набок.
Примерно через неделю после нашего разговора нас посетил герцог Суасон. Появился он совершенно неожиданно, и в доме начался переполох.
Тетя Берта выразила недовольство и заявила, что ее следовало предупредить заранее, однако с присущими ей умением и энергией запрягла в работу весь штат прислуги. Объектом особого внимания стала кухня. Повариха, покопавшись в своей удивительной памяти, припомнила, что герцог во время последнего визита в замок лет двенадцать назад отдал предпочтение особо приготовленному супу, рецепт которого являлся семейной тайной поварихи.
Внешность герцога была заурядной, несмотря на его богатство, которое, я знала, было огромным, и политическое влияние, тоже очень большое.
Он слегка пожурил моего отца за то, что тот почти не показывается в Париже.
— Я знаю, что случилось с графиней, — сказал он. — Печальная история. Эта чернь… следовало бы что-то предпринять. Нашли ли подстрекателей?
Мой отец взволнованно сообщил, что агитатора, подлинного виновника несчастья, найти не удалось. Выдвигать обвинения против толпы было бессмысленно. Начались беспорядки, лошади испугались и опрокинули карету.