Валтасар (Падение Вавилона)
Шрифт:
Даниил показал язык бельмастой роже, однако логика в рассуждениях этого выжившего из ума негодяя была. Ты, оказывается, хитрец, усмехнулся советник, но и мы не из фиников появились на свет.
– Кроме того, - добавил Седекия, - необходимо полностью сменить охрану во дворце и принять все меры, чтобы обезопасить нашего царя. Ты будешь моими глазами, Даниил. Уши у меня пока свои, уши у меня очень чуткие.
* * *
Сразу после разговора с Седекией Даниил поспешил на канал Хубур, где были размещены выселенные из Иудеи пленники. За эти десятилетия болотистая местность в междуречье Тигра и Евфрата обрела райские черты, насытилась благополучием и красотами. Куда ни глянь повсюду ровные ряды финиковых пальм, очерчивающих границы полей. Кое-где на возвышенностях густели зрелые и
Улицы в поселках обрели стройность, дома величественность. Все постройки были возведены из обожженного кирпича, изготовлением которого продолжали заниматься потомки переселенцев. Самому Даниилу здесь жить не пришлось. Его, как и многих других грамотных малолеток из иври сразу отдали в специальные школы, где мальчиков обучили клинописи, делопроизводству и многим другим наукам, необходимым писцам, после чего разбросали по канцеляриям.
Конечно, чужих детей не очень-то жаловали, за каждую провинность старший брат, то есть учитель в эддубе, безжалостно лупил палкой по спине, но то была участь всех школьников. Местным тоже доставалось, и вот теперь по дороге на Хубур, ему в голову пришел простенький вопрос, а желает ли он, Даниил, называемый по-местному Балату-шариуцур, возвратиться в землю обетованную, дарованную им Господом.
Это был трудный, неподъемный вопрос. Он, в общем-то, никогда не задумывался о том времени, когда распахнутся Небесные Врата и иври, вольные, отъевшиеся на местных хлебах, вновь отправятся в дикий край, где вновь примутся возводить Храм, резать друг друга, трястись от страха, ожидая очередного нашествия, плодиться и размножаться. Через века вновь среди них появится какой-нибудь Седекия, вновь исход, вновь долгое ожидание сбора, возвращение - и вновь служение Господу. Это был какой-то порочный круг. Нет, он не роптал - он служил своему народу, а это был нелегкий удел. Вспомнились трое друзей, отказавшиеся оскверняться пищей из мяса животных, приносимых в жертву идолам и сожженных в огненной печи. Вспомнился гнев Навуходоносора и милость его, когда Даниилу удалось разгадать сон, тревоживший царя. Вавилон катился к закату - это было ясно, стоило только взглянуть на наследников великого Кудурру. Все равно эти места были милы его сердцу. Бросить их, бежать от безумного, свихнувшегося на утерянной царственности и земных благах Седекии казалось не менее греховным поступком, чем и отказ от завета.
Трудная работа для мысли. Стоило по этому поводу посоветоваться с мудрым Иезекиилем. И, конечно, со старейшинами. Они должны знать о новой угрозе народу.
Вечером того же дня Даниил встретился со старейшинами и пересказал им разговор с Седекией.
Все долго молчали. Наконец самый древний из стариков, ученик Иеремии Иезекииль, сказал.
– Нельзя идти на уступки волку.
– Набониду?
– Нет, Седекии.
– Как это?
– не понял царский советник.
– Послушай, Даниил. Набонид, может, действительно полагает, что все образовалось из Луны. Пусть он даже ненавидит нас за то, что мы храним завет и мечтаем вернуться на земли, дарованные нам создателем, однако он никогда не смирится с падением Вавилона, а этот обезумевший Седекия всех доведет до беды. Помнишь ли ты историю Авессалома, который в буйстве своем готов был пожертвовать всем, что успел создать отец его Давид.
Один из старцев опустил голову и тихо запел траурную песню Давида.
– Сын мой, Авессалом... О кто дал бы мне умереть вместо тебя, Авессалом, сын мой, сын мой!
Все притихли. Тишина стояла долго, до самой звездной ночи, накрывшей вершину холма, на котором собрались старики.
– Разве имя Бога, - нарушил молчание Иезекииль, - можно внушить силой? Амель-Мардук спрашивал нас, но понял криво. Он глуп и нетерпелив, а Седекия хитер и исполнен злобой. Этот союз дорого обойдется Вавилону. Стоит ли нам в который раз гневить Господа и спокойно взирать на гибель земли, назначенной нам для проживания. Стоит ли рваться из назначенного плена? Кровь невинных не нужна Саваофу - он ждет понимания, а не строптивости. Он дал закон, ему и следуй. А Седекия и наши буйные до сих пор не избавились от греха себялюбия. Им важно, чтобы их послушали, им повиновались. А зачем? Чтобы сытно есть и вкусно пить?
– он помолчал, потом, вздев палец к темному небу, закончил.
– Его рука выведет нас из плена, а до той поры исполняй завет Иеремии и береги эту землю. Поговори с Набонидом, Даниил. А нечестивцу Седекии - анафема.
И все старики в один голос подхватили.
– А-на-фе-ма!..
Глава 8
Через несколько дней Набонид получил от своих соглядатаев отчет о поездке Даниила к сородичам. В отчете сообщалась причина, которая сорвала Даниила с места, а также решение, вынесенное старейшинами-иври по поводу претензий отщепенца Седекия на вещий дар. Набонид несколько дней размышлял, как поступить с новоявленным пророком, затем навестил свою мать Адда-гуппи, посоветовался с ней. Женщина древняя, имевшая огромное влияние на верхушку храмовой знати, выслушав сына, с некоторых пор почувствовавшего охлаждение со стороны нового правителя, ответила коротко.
– Дерзай, Набу! Твой час пробил. Дальше тянуть нельзя.
Той же ночью Набонид, вернувшись домой в начале срединной ночной стражи, поднялся на крышу своего особняка, расположенного в квартале Бит-шар-Бабили.
Свет полной луны, стекавший с чистого, пропитанного прозрачным мраком небосвода, тончайшим, искристым покрывалом ложился на крыши и стены соседних построек, на колоннаду Северного дворца, где летом спасался от зноя и мух Навуходоносор, на дальние окрестности, исчерченные рядами финиковых пальм, обозначавшими границы наделов. Ярко серебрились пальмовые метелки, поблескивали изразцы, которыми были украшены дома богатых и родовитых горожан, кому было по карману обосноваться в Бит-шар-Бабили. В южной стороне высились громоздкие башни и крепостные укрепления Центрального дворца, возле которого проходил Священный путь и далее проспект. Единым, грозным массивом высилась цитадель, чуть в стороне посверкивали в ночи ярусы Вавилонской башни. На её вершине, в святилище Мардука, золотился священный костер. Правее блесткой, до жути отчетливой рябью переливался Евфрат.
Диск луны был огромен и ослепителен, свет - чарующ и весом. Что в мире могло укрыться от всевидящего ока Сина, с любовью взиравшего на сотворенные им земные просторы. Семь дней ему хватило, чтобы разделить свет и тьму, соорудить небесный купол, усыпать его звездами, отмерить место суше и водам, осветить их днем солнцем, а ночью луной, засеять землю, наполнить её зеленью и зверьем, взлелеять человека.
Сколько дел и забот!
Набонид, пронзительно ощутивший тяжесть божьих трудов и дней, затаил дыхание. Наконец перевел дух, глянул на сияющее в небесах око и, кряхтя, опустился на колени. Мелькнула было мыслишка, что к пятидесяти и его одолело брюхо - и, омытая лунным светом, угасла.
– К тебе, Единосущному, освещающему тьму жизни, к тебе, Господин, которому ведомо все, что свершается во мраке, обращаюсь. Без тебя, Владыка, кто существует? Взгляни на князя, которого ты любишь, кто угождает тебе. Ты создал меня, дал мне надежду. Милостью твоей, о, Владыка, пекущийся о всех, побуди меня любить твою вышнюю волю. Вложи страх перед тобой в мое сердце. Даруй мне то, что ты полагаешь добром. Воистину ты творишь мне благо! О, Создатель, научи и просвети! Научи и просвети! Дай знак, в ту ли сторону направил я свои стопы, не заплутал ли при свете дня? С теми ли попутчиками вышел в дорогу? О, Создатель, просвети и научи!..
Некоторое время Набонид молча взирал на диск Луны, все такой же огромный, яркий, словно вырезанный из жести. Тот все дальше и дальше уплывал к западу. Затем Набонид продолжил.
– Я знаю, твоя обитель - тишина! Молча, ты надзираешь за землей, творением своим. Ты выходишь по ночам, окидываешь взором верхние земли и освещаешь путь посвященным. Помоги своему потомку. Предки мои служили тебе. Отец мой служил тебе. Я служу тебе. Я веду себя тихо, как ты учил. Я молчу, когда кто-то нелепо перевирает твое имя. Я жду!.. Открой мне тайну грядущего. Пусть будет так: если меня ждет удача, то это будет твоя удача. Если меня ждет победа, это будет твоя победа. Если меня ждет смерть, то это будет моя смерть, ведь ты, о, Владыка, не позволишь мне упасть. Поддержишь, дашь силы, укажешь путь...